тем более, что я уже давно ее не целовал. Однако она ничего не сказала, и Гай объяснил себе ее молчание тем, что происшедшая в нем перемена была слишком ужасна, чтобы о ней говорить.

Глава XXX
Идя через кухню к выходу, Гай сказал:
— Нетактично с моей стороны, что я напросился в тот вечер, когда у кухарки выходной.
— В этом нет ничего нетактичного. Ты просто съешь с нами то, что мы едим по четвергам.— Миссис Фолкнер угостила его веточкой сельдерея, который она мыла под краном.— Но Хейзел будет сожалеть, что не испекла для тебя свои замечательные песочные пирожные. Тебе придется удовлетвориться шедевром Энн.
Гай вышел во двор. Послеполуденное солнце еще светило ярко, хотя столбики ограды отбрасывали уже довольно длинные тени на клумбы крокусов и ирисов. За легким возвышением волнующегося, как море, газона он едва видел светлые, собранные на затылке волосы и зеленый свитер Энн. Он не раз помогал ей собирать мяту и сердечник над ручьем, вытекающим из леса, где он когда-то дрался с Бруно. Бруно принадлежит прошлому, осознал он, его уже нет, он исчез. Неизвестно, какими методами пользовался Джерард, но, видать, перепугал
его так эффективно, что Бруно не осмеливается вступить с ним в контакт. Он смотрел на чистый черный автомобиль мистера Фолкнера, въезжающий в ворота и медленно вкатывающийся в открытый гараж. И внезапно Гай задал себе вопрос: что он здесь делает, в этом доме, где обманывает всех, даже кухарку-негритянку, которая любит печь для него пирожные, потому что он когда-то похвалил их. Он спрятался под грушей в надежде, что его там не увидят ни Энн, ни ее отец. Мучительно ли Энн почувствовала бы перемену, если бы он сейчас исчез из ее жизни? Она не отказалась от своих прежних друзей, от компании, к которой принадлежала вместе со своим кузеном Тедди. От общества молодых привлекательных мужчин, вполне годящихся в мужья и развлекающихся игрой в поло или — впрочем, довольно невинно — в ночных клубах до тех пор, пока они не унаследуют отцовские посты в их предприятиях и не женятся на красивых девушках, которые станут украшением их клубов. Энн, конечно, отличалась от других девушек своего круга. Лучшее доказательство тому — ее интерес к Гаю Хейнсу. Она не принадлежала к тем красавицам, которые устраиваются на несколько лет работать, чтобы говорили, что они что-то делают, а не только охотятся на мужа. Но была бы она собой без него? Она часто говорила ему, что он ее вдохновение — он и его честолюбие. Но когда Гай с ней познакомился, она уже была такой же талантливой и энергичной особой, какой является сейчас и какой наверняка осталась бы, если бы он с пей расстался. И, конечно, ее полюбил бы другой мужчина, может, не обладающий его качествами, но достойный Энн. Он двинулся в ее сторону.
— Я уже почти закончила! —воскликнула она.— Почему ты не пришел раньше?
— Я спешил, как мог, озабоченно ответил Гай.
— Как минимум десять минут ты подпирал стену дома!
Веточку сердечника уносило течение ручья, он бросился, чтобы ее выловить. Он чувствовал, что играет комедию, хватая эту траву.
— Знаешь, Энн, я решил поступить на постоянное место.
Она смотрела на него с удивлением.
— Место? В какой фирме?
«Место в фирме» — так обычно говорят о работе
других архитекторов. Хейнс кивнул головой, не глядя на Энн.
— Я хочу, чтобы у меня была постоянная работа и приличная зарплата.
— Постоянная работа? — рассмеялась Энн.— Тебе на год хватит работы со строительством больницы.
— Мне не нужно будет камнем сидеть у чертежной доски.
Энн встала.
— Ты делаешь это ради денег? Потому, что отказался от гонорара за больницу?
Он повернулся и широко шагнул на высокий подмокший берег.
— Не совсем поэтому,— ответил он сквозь зубы.— Отчасти.
Уже две недели назад он решил вернуть свой гонорар отделу больничного дела, вычтя лишь оплату исполнителей.
— Ты говорил, что для тебя это не имеет значения. Мы оба согласились, что можем обойтись без этих денег.
Весь мир словно притих вокруг них и прислушивался. Энн откинула прядь волос, оставляя на лбу полоску влажной земли.
— Я Поступлю ненадолго. На полгода, возможно, даже меньше.
— Но зачем ты вообще хочешь поступать?
— Мне хочется.
— Почему? Хочешь сделать из себя мученика? Он ничего не ответил.
Заходящее солнце пробилось сквозь завесу деревьев и внезапно ослепило