что труп всегда отталкивающ?» Он нахмурил брови. Нет, честно говоря, он вовсе так не считает. Если жертва так никчемна, как Мириам, следует радоваться при виде трупа. «У вас было чувство собственной силы, верно, мистер Бруно?» Чувство силы. Да, вот именно: нечеловеческая сила. Он у кого-то отнял жизнь. Правда, никто не знает, что такое жизнь, но все её защищают, все считают ее бесценным сокровищем. А Бруно такое сокровище отнял. В тот вечер он отдавал себе отчет в том, что ему угрожает большая опасность, у него ужасно болели руки, он боялся, что Мириам сумеет крикнуть; но в тот момент, когда он почувствовал, что жизнь из нее ушла, все перестало иметь значение, важен был лишь ошеломляющий факт, поступок, им совершенный, тайна и чудо угасания жизни. Люди столько болтают о тайне рождения, о начале жизни, но ведь это легко объяснить: она возникает благодаря соединению двух живых клеток; не является ли более завораживающей тайна смерти? Почему достаточно слишком сильно сжать горло девушке, чтобы она перестала жить? И что такое, собственно, жизнь? Что чувствовала, Мириам, когда Бруно наконец оторвал пальцы от ее шеи? Где она тогда была? Нет, он не верит в загробную жизнь. Мириам перестала существовать, именно это кажется чудесным. О да, ему было бы что скажать журналисту, который брал бы у него интервью. «Какое значение имел для вас факт, что жертвой была женщина?» Откуда взялся этот вопрос? Бруно заколебался, но к нему быстро вернулось хладнокровие. Да,
факт, что это была женщина, усиливал его удовлетворение. Нет, нет, не стоит делать вывод, что это удовлетворение было сексуального характера. Нет, он не враг женщин. Он не питает к ним ненависти. Ведь ненависть — близкая родственница любви. Кто это сказал? Он ни секунды не верил в это. Просто хотел объяснить, что предполагаемое убийство мужчины доставило бы ему меньше удовольствия. Разве что это был бы его отец.
Телефон...Бруно всматривался в аппарат; каждый телефон ассоциировался у него с Хейнсом. Два удачных соединения, и Бруно мог бы с ним поговорить. Но это его наверняка заставило бы нервничать. Гай, конечно, еще волнуется. Лучше подождать письма. Оно должно прийти со дня на день. Гай уже должен был получить письмо Бруно, посланное несколько дней назад. Для полноты счастья Чарльзу не хватало только одного: услышать голос Хейн-са; чтобы тот сказал, что доволен услугой, которую ему оказал друг. Теперь их соединяло нечто посильнее братства. Разве много людей так любят родных братьев, как он Хейнса?
Бруно перебросил ногу через подоконник и оказался на балконе с ограждением из кованого железа. Утреннее солнце было приятным, газон, широкий, ровный, как площадка для гольфа, тянулся до самого берега океана. Сэмми Франклин, в белом костюме для тенниса, с ракеткой под мышкой, спешил улыбаясь на встречу с Элси. Полный и вялый, он выглядел, как боксер, который растолстел и потерял форму. Он напоминал Бруно одного голливудского комика, который крутился возле матери, когда они дна года назад были в Калифорнии, Александра Фиппса. Зачем он запоминает даже их псевдонимы? Он услышал, как Сэмми смеется, подавая руку его матери. На мгновение В душе Бруно ожила старая резкая неприязнь, но он тут же приглушил ее дерьмо! Он с презрением отпел взгляд от толстых, обтянутых белой фланелью ягодиц поклонника матери и охватил взором дальний план. Дна пеликана тяжело перелетели через живую изгородь, чтобы опуститься на траву. На светлой воде белел парус. Три года назад он умолял бабушку купить ему маленькую яхту, по сейчас, когда эта мечта исполнилась, у него вовсе не было желания ходить под парусом.
Из-за угла дома, украшенного коричневой штукатуркой, доносился стук теннисных мячей. На первом этаже начали бить часы, и Бруно вернулся в комнату потому что не хотел знать, сколько времени. Он предпочитал как можно дольше не смотреть на часы, чтобы наконец убедиться, что уже позже, чем он думад. Если с дневной почтой не придет письмо от Хейнса, он, возможно, еще успеет на поезд в Сан-Франциско, Правда, от последнего пребывания в этом городе у него остались наихудшие воспоминания. Уилсон привел в отель каких-то итальянцев, и Бруно всех угостил ужином с несколькими бутылками ржаного виски. Они также звонили из его номера в Чикаго. Судя по гостиничному счету, он сам два раза звонил в Меткалф, однако никак