слушать их. Пьяный кретин упорно оставался невозмутимым. Наверняка, подумал Гай, Я не похож на убийцу в этой чистой белой рубашке, шелковом галстуке и темно-синих брюках. Возможно, даже мое лицо, несмотря на страшное напряжение, не кажется людям лицом убийцы.
— Именно это хуже всего,— сказал он вслух,— то, что никто не знает, как выглядит убийца. А убийца выглядит так, как все.— Он поднял руку, чтобы дотро-
нуться до лба, но тут же ее опустил, так как понял, что слова срываются с его губ вопреки воле и он не может остановить их. Точно так же, как Бруно.
Он быстро подошел к столу, налил себе большую порцию чистого виски и выпил одним глотком.
— Ну, наконец-то у меня есть собутыльник,— пробормотал Оуэн.
Гай сел напротив него на кровать, аккуратно застеленную зеленым покрывалом. Внезапно его охватила сильная усталость.
— Для тебя это ничего не значит? — спросил он.— Тебя это вообще не волнует?
— Я не первый раз в жизни вижу кого-то, кто убил другого человека. И таких женщин я тоже видел,— захихикал Оуэн.— Думаю, что женщинам это дается даже легче, чем мужчинам.
— Мне не было легко. И сейчас нелегко. Однако я сделал это хладнокровно. Без мотива. Неужели ты не понимаешь, что это еще хуже? Я сделал это, потому
что...
Он хотел объяснить, что сделал это, потому что в нем было достаточно коварства, потому что червь невидимо точит дерево. Однако он знал, что Оуэн ничего из этого не поймет, он не даст себе труда ни наброситься на него, ни вызвать полицию, потому что ему удобнее сидеть в кресле.
Оуэн покачивал головой, словно действительно размышлял над словами Хейнса. Веки у него были полуприкрыты. Он отвернулся, поискал что-то в карманах брюк и вытащил кисет. Из нагрудного кармана рубашки достал пачку папиросной бумаги.
Гай наблюдал за этими движениями, и они казались ему невыносимо медленными.
— Пожалуйста,— сказал он, протягивая ему пачку собственных сигарет.
Оуэн недоверчиво рассмотрел ее.
— Что это за сигареты? — спросил он.
— Канадские. Неплохие. Попробуй.
— Спасибо, нет...— Оуэн зубами дернул за веревочку, стягивающую кисет.— Я предпочитаю свой табак.
Он манипулировал пальцами не меньше трех минут, прежде чем свернул сигарету.
— Это так, как если бы я внезапно в людном парке вытащил пистолет и застрелил первого встречного прохожего,— продолжил свою исповедь Гай, решительно настроенный рассказать все до самого конца, хотя у него
было впечатление, что он обращается к неодушевленному предмету, к диктофону, с той однако разницей, что его слова не находили отклика, они проваливались в пустоту. Неужели Оуэну не приходит в голову, что убийца моа бы здесь, в номере отеля, вытащить пистолет и застрелить его? Он продолжил: — Я действовал под сильным давлением. Я скажу об этом полиции, но это ничего не изменит, важен только факт, что я убил. Должен тебе объяснить, в чем состоял план Бруно.— Оуэн наконец смотрел на него, однако лицо его выражало не страх, а вежливое приятное пьяное любопытство. Гай все же не потерял охоту говорить.— Бруно придумал, что мы заключим договор, и каждый из нас совершит преступление за другого. Он убьет Мириам, а я убью его отца. Потом он приехал в Меткалф и убил Мириам. Без моего ведома, без моего согласия, понимаешь? — Он отдавал себе отчет в том, что говорит отвратительные вещи, но Оуэн как-никак его слушал; слова, по крайней мере, до него доходили.— Я ничего об этом не знал, ничего даже не подозревал. Только через несколько месяцев. Но тогда он начал меня преследовать. Угрожал обвинить меня в соучастии в убийстве Мириам, если я не выполню вторую половину его плана. Другими словами, если я не убью его отца. Весь замысел был основан на том, что убийство совершит человек, у которого нет никаких мотивов, которого никогда ничто не связывало с жертвой. Ни тени личных причин. У полиции не будет никаких улик, чтобы нас разоблачить. При условии, что мы не будем кидаться и поддерживать друг с другом контакты. Но это другое дело. ВвЖвН лишь факт, что я убил человека. Я сломался, Бруно меня сломал: письма, шантаж, бессонные ночи. Он довел меня до помешательства. Слушай меня внимательно: я считаю, что каждого можно сломить. Я мог бы, например, сломить тебя. В тех же самых обстоятельствах я мог бы заставить тебя совершить