цели. Глядя в окно, он чувствовал необычайную гармонию восприятия и мысли. Замысел кристаллизовался в его воображении. Он едет в Меткалф, чтобы совершить убийство; тем самым он не только успокоит желание, не дающее ему покоя несколько лет, но и поможет другу. Бруно всегда любил оказывать друзьям услуги. Намеченная жертва заслуживала смерти. Сколько порядочных людей он убережет от контакта с этой женщиной! Он ощутил важность предпринятой миссии, и какое-то мгновение был в упоении. До сих пор его энергия распылялась, широко разливалась, словно взбухшая река В плоской скучной местности, таком, как Льяно - Эстакадо, по которой сейчас ехал поезд. Но теперь вся его энергия сосредоточилась в одном грозном потоке, направляющемся в Меткалф. Он сидел на краешке кресла и сожалел, что напротив него снова нет Хейнса. Но он знал, что Гай пытался бы его удержать; не понимал бы, как горячо он жаждет убить и как это легко. О Боже, должен же он по крайней мере понять, каким полезным будет это преступление! Бруно
ввинчивал гладкий, эластичный, как резина, кулак в ладонь другой руки, раздосадованный тем, что поезд тащится так медленно. В его теле дрожали все, даже самые мелкие, мышцы.
Он вытащил листок с записями, касающимися Мириам, положил его на сиденье напротив и принялся внимательно изучать мелкий четкий почерк: трижды переписывал он этот текст, тщательно его исправляя.
Мириам Джойс Хейнс, приблизительно двадцати двух лет, довольно красивая. Рыжая. Пухлая, невысокая. Вероятно, на втором месяце беременности. Шумный компанейский тип. Наверняка модно одета. Волосы, возможно, короткие, кудрявые; возможно, шестимесячная завивка.
У него было немного данных, хотя он записал все, что удалось добыть. Хорошо, по крайней мере, что она рыжая. Удастся ли ему сделать это уже сегодня вечером? Все зависит от того, как быстро он ее разыщет. Ему придется искать в длинном списке Хейнсов и Джойсов. Конечно, Мириам живет со своими родителями. Он верил, что узнает ее с первого взгляда, как только встретит. Мерзавка. Он уже ее ненавидел. При мысли о том, как он ее увидит и опознает, у него от возбуждения дрожали ноги. В проходе постоянно крутились какие-то люди, но Бруно не отрывал взгляда от своего .листка.
У него в ушах прозвучал голос Хейнса: «Она ждет ребенка». Ну и шлюха! Легкомысленные женщины, готовые переспать с каждым, вызывали у него отвращение и приводили в бешенство, потому что напоминали ему о романах отца. Когда еще мальчиком он приезжал из школы на каникулы домой, он испытывал мучения, не уверенный, неизвестно матери о§ этих отцовских изменах или она знает и только притворяется счастливой. Теперь он воспроизводил в памяти слово за словом весь разговор, который вел с Хейнсом в поезде. Ожила также симпатия, которую он тогда сразу почувствовал к новому знакомому. Гай казался ему самым интересным человеком, какого он встречал в жизни. Он талантлив, его проект отметили, и ему предоставляется шанс на прекрасную работу в Палм-Бич. Как было бы хорошо, если бы именно он, Бруно, мог сказать ему, что он дал ему этот шанс, что благодаря Бруно Гай не должен будет отказываться.
Наконец он спрятал листок обратно в карман и уселся поудобнее, кладя ногу на ногу и обхватывая ладонями колено. Тот, кто на него сейчас посмотрел бы, подумал бы, что этот молодой человек обладает чувством
ответственности, характером и наверняка — прекрасными видами на будущее. Правда, он не пышет здоровьем, но редко встречаются люди, излучающие такое спокойствие и внутреннее счастье, а на лице Бруно еще никогда не было более блаженного выражения. Он много лет блуждал по бездорожью, что-то искал на ощупь, но все, что находил, оказывалось ничего не стоящим. Случались между знакомыми или родителями напряженность и недоразумения — ему это нравилось, он сам умышленно вызывал их, однако всегда вовремя отступал, чтобы в них не участвовать. Именно поэтому, а также потому, что иногда он не испытывал сочувствия даже к матери, страдающей из-за отца, она думала, что у Чарли есть какая-то склонность к жестокости; отец же, напротив, как большинство других людей, считал его бессердечным. При всем этом, однако, было достаточно, чтобы кто-нибудь незнакомый выказал к нему хотя бы кажущуюся холодность или друг, которому он позвонил, когда ему было одиноко и мрачно, не