Ах, нет! — горячо запротестовал Бруно.— Я хотел лишь объяснить вам, какая получается скверная ситуация, когда человека грабит родной отец. Вдобавок это не его деньги, они достались мне от родителей матери.
Он явно ждал какого-нибудь комментария.
— А у матери нет права голоса в этих делах?
— Отец все переписал на себя, когда я был еще маленьким!—хрипло выкрикнул Бруно.
— Ага.— Гай размышлял над тем, скольким людям Бруно уже рассказывал эту историю о своем отце, предварительно уплатив за совместный ужин.— Почему он это сделал?
Бруно пожал плечами и в беспомощном жесте поднял руки, но тут же быстро спрятал их в карманы.
— Как я уже говорил, он законченный подлец. Он способен ограбить каждого. Говорит, что не может давать мне деньги, поскольку я не хочу работать, но это ложь. Он считает, что у нас с матерью и без того чересчур много удовольствий. Непрерывно вмешивается в наши дела.
Гай представлял себе эту мать, еще не старую светскую даму с Лонг-Айленда, с чуточку ярковатым макияжем, любящую, так же, как и ее сын, сильные впечатления .
— Где вы учились?
— В Гарварде. Меня исключили со второго курса за пьянство и азартные игры.— Он снова пожал узкими плечами, словно навивался.— Что ж, я не так солиден, как вы. Предположим, я паразит, ну и что из этого? — Он долил виски в оба бокала.
— Кто говорит, что вы паразит?
— Отец. Если бы у него был такой воспитанный, спокойный сын, как вы, мы все жили бы счастливо.
— Откуда вам известно, что я воспитанный и спокойный?
— Ну, серьезный человек, с высшим образованием, специалист, архитектор. А я не рвусь работать. Я ведь не обязан работать. У меня нет талантов к живописи, музыке или литературе. Почему человек должен работать,
если он не обязан? Я предпочитаю нажить себе язву желудка более приятным способом, чем вкалывание. У отца уже есть язвенная болезнь. Ха-ха-ха! Он не теряет надежды, что в конце концов я приземлюсь в его фирме. А я ему объясняю, что любой бизнес — это попросту законный грабеж, так же, как каждый брак — это законный разврат. Я прав или нет?
Гай искоса посмотрел на него и посолил хрустящий картофель, поддетый на вилку. Он ел медленно, ему нравилась еда, даже Бруно ему нравился — так, словно он смотрел комедию, которую играли на какой-то удаленной сцене. Он думал об Энн. Слабый образ Энн, непрерывно стоял у него перед глазами, казался более реальным, чем мир, из которого до его сознания доходили только фрагменты, отдельные детали, как, например, белая царапина на футляре фотоаппарата, длинная сига- рета, которую Бруно погрузил в кружок масла; разбитое стекло на фотографии отца, которую Бруно — как он в данный момент рассказывал — швырнул когда-то на пол в холле. Ему пришло в голову, что он успел бы встретиться с Энн в Мексике между разговором с Мири-ам и отъездом во Флориду. Если ему удастся уладить дело с Мириам достаточно быстро, он мог бы полететь в Мексику, а оттуда во Флориду. Эта идея не приходила ему в голову раньше, потому что у него не хватало денег на путешествие самолетом. Однако он мог бы себе позволить такие расходы, если бы получил заказ на строительство в Палм-Бич.
— Ведь это верх наглости! Запереть гараж, в котором стоит мой автомобиль! —Голос Бруно сорвался на высокой визгливой ноте.
— А почему он это сделал? — спросил Гай.
— Потому что знал, что в тот вечер автомобиль мне обязательно понадобится. В конце концов друзья меня подвезли, так что и это его злобствование ничего не дало.
Гай не знал, что сказать.
— Так, значит, ключи от гаража находятся у вашего отца?
— Он взял мои ключи. Украл их из моей комнаты. Поэтому потом он меня боялся. Так боялся, что предпочел в тот вечер смыться из дома.—Бруно буквально корчился в кресле, шумно дыша и грызя ногти. Пряди волос, потемневшие от пота, словно щупальца, ползали по его лбу.— Матери тогда не было, она, конечно, никогда бы не допустила такого скандала.
— Конечно,—невольно подтвердил Гай.Он догадывался, что весь разговор был вступлением к этой истории и что он услышал лишь ее половину. Так, значит, на дне этих налившихся кровью глаз, которые открылись перед ним в пульмановском вагоне, на дне этой трогательной улыбки скрывается история еще одной ненависти и обиды.
— И поэтому вы швырнули его фотографию на пол в холле? — спросил он просто для того, чтобы