что оказался не там, где велел ему Бруно. «Иди в восточном направлении по проселочной дороге, неосвещенной, ведущей от Ньюхо-
па. Ты пересечешь два широких шоссе, дойдешь до Коламбиа-стрит, а дальше иди все время на юг...»Здесь курсировали автобусы до другой железнодорожной станции. Легко было Бруно писать эти инструкции на бумаге, черт бы его побрал! Он понял, где находится: поле к западу от дома, направление, не предусмотренное ни в одном из вариантов плана. Хейнс огляделся вокруг. Как сориентироваться, где север? Куда подевались уличные фонари? Наверное, он не найдет ту проселочную дорогу. В темноте Гай не видел, остался дом за спиной или находится слева. В правом плече пульсировала странная боль, такая жгучая, что оно, должно быть, тлело в этой черной ночи.
У него было впечатление, что пистолетный выстрел разорвал его на кусочки, что никогда не соберет он столько сил, чтобы подняться и, в конце концов, все это ему уже безразлично. Когда-то в школьные годы он точно так же лежал на поле, ушибленный во время футбольного матча, онемевший от боли. Помнил, как потом мать принесла ему ужин в постель, и прикосновение материнских рук, когда она поправляла ему одеяло под подбородком. Он ободрал дрожащие пальцы до крови о наполовину выступающий из земли камень. Прикусил губу и упрямо, хотя и не совсем осознанно, думал (так, как думает человек, еще не проснувшийся утром после большой усталости), что нужно встать, даже если это усилие будет пыткой, потому что здесь ему угрожает опасность. Он все еще был слишком близко от дома. В определенный момент его руки и ноги снова начали двигаться, словно вдруг освободилась накопленная в них и сдерживаемая до сих пор энергия, и Гай опять побежал через поле.
И вновь остановился, как вкопанный, услышав странный плаксивый и мелодичный звук, доносящийся как бы со всех сторон сразу. Конечно, полицейские сирены. Как он мог быть настолько глуп, что в первый момент принял это за шум самолета! Он бежал, как слепой, куда попало, подальше от этих сирен, воющих теперь где-то слева от него, хотя знал, что должен свернуть именно влево, чтобы найти проселочную дорогу. Наверняка он удалился от белой оштукатуренной стены на значительное расстояние. Хейнс свернул влево, уверенный, что в этом направлении нужно искать главное шоссе, которое он должен пересечь, но в последнюю минуту понял, что сирены приближаются оттуда; Может, переждать?.. Нет, он не может
ждать. Гай побежал параллельно шоссе, по которому мчались автомобили. Зацепился за что-то ногой и с громкими проклятиями упал в очередной раз. Он лежал во рву, раскинув руки так, что правая, согнутая в локте, торчала из ложбины. Застонал, почти заплакал в ярости от чувства беспомощности. Что-то нехорошее происходило с его левой рукой, погруженной до самого запястья в воду. Часы намокнут, подумал Гай. Однако чем сильнее он напрягал волю, чтобы поднять руку, тем больше это казалось ему невыполнимым. Словно состязались друг с другом две силы: одна хотела поднять руку, другая этому противодействовала, причем они так замечательно уравновешивались, что мышцы руки даже не были напряжены. Не верилось, но он чувствовал, что вот-вот уснет. Полиция меня окружит, блеснула неизвестно откуда взявшаяся мысль, и Гай снова бросился в бегство.
Близко с правой стороны триумфально завыла сирена, словно он уже был побежден.Прямо перед ним появился прямоугольник света. Гай повернул и побежал дальше. Окно. Он едва не наткнулся на какой-то дом. Весь мир уже проснулся. А он должен пересечь шоссе.
Полицейский автомобиль промчался в тридцати футах от него, освещая фарами заросли. Другая сирена завыла с левой стороны — там, где, как он предполагал, был дом Бруно,— и постепенно затихла. Гай, согнувшись, перебежал через шоссе сразу после того, как проехал автомобиль, и нырнул в сгущающуюся темноту. Безразлично, где проселочная дорога, он должен бежать прямо перед собой, лини, бы подальше от этого дома. «К югу тянется темный лес, тебе будет легко спрятаться, если ты собьешься с проселка... Ни В косм случае не пытайся избавиться от люгера между нашим домом и железнодорожным вокзалом». Он засунул руку в карман и сквозь дырявую перчатку почувствовал холодный металл пистолета. Гай не помнил, когда положил его обратно в карман. С таким же успехом он мог оставить его в той спальне на голубом