руку.
- Ладно, ладно. - Он на секунду задумался. - Если бы вы могли
загадать желание, что бы вы пожелали?
- Ничего...
- Вы обязаны! Я настаиваю! Одно желание. Все что вы хотите.
Мэри стояла, глядя на него. Наконец она сказала:
- Я хочу, чтобы был снят запрет на выезд евреев за границу.
Ионеску забарабанил пальцами по столу.
- Ясно. - Он долго думал, затем посмотрел на Мэри. - Хорошо. Их,
конечно, не отпустят за границу, но жить им станет легче.


Через два дня, когда появилось сообщение об этом, Мэри позвонил сам
президент Эллисон.
- Вот это да, - сказал он, - я думал, что послал туда дипломата, а вы
оказались волшебницей.
- Просто мне повезло, господин президент.
- Если бы всем моим дипломатам так везло. Примите мои поздравления.
Отличная работа!
- Спасибо, господин президент.
Она повесила трубку. На лице у Мэри сияла улыбка.


- Июль уже не за горами, - сказала Хэрриет Крюгер Мэри. - Раньше
посол США всегда устраивал прием четвертого июля [День независимости США]
для всех американцев, живущих в Бухаресте. Но если вы считаете...
- Это прекрасная мысль.
- Отлично. Я займусь всеми приготовлениями. Флаги, воздушные шары,
оркестр, фейерверк.
- Спасибо, Хэрриет.
На это уйдут все деньги, рассчитанные на содержание резиденции, но
это стоит того. "Просто я сильно скучаю по дому", - подумала Мэри.


Флоренс и Дуглас Шайферы преподнесли Мэри сюрприз.
- Мы в Риме, - кричала в трубку Флоренс. - К тебе можно будет
приехать?
- А когда вы сможете? - взволнованно спросила Мэри.
- Как насчет завтра?


Когда на следующий день Шайферы приземлились в аэропорту "Отопени",
Мэри встретила их на посольском лимузине. Объятиям и поцелуям, казалось,
не будет конца.
- Ты прекрасно выглядишь, - сказала Флоренс. - Совсем не изменилась.
"Если бы они только знали", - подумала Мэри.
По пути в резиденцию Мэри показывала им те достопримечательности,
которые четыре месяца назад показывали ей самой.
- Так вот ты где живешь? - спросила Флоренс, когда они въехали в
ворота, охраняемые морским пехотинцем. - Я поражена.
Мэри показала Шайферам свою резиденцию.
- Господи! - воскликнула Флоренс. - Плавательный бассейн,
танцевальный зал, тысяча комнат, собственный парк!


За обедом они рассказывали Мэри последние новости из Джанкшн-Сити.
- Ты хоть немного скучаешь? - спросил Дуглас.
- Да. - Только теперь Мэри осознала, как далеко она от дома. В
Джанкшн-Сити была простая мирная жизнь, там были ее друзья и знакомые.
Здесь - тревога, опасность, угрозы, написанные на стенах красной краской.
Красный цвет - цвет насилия.
- О чем ты думаешь? - спросила Флоренс.
- Что? Да так, ничего. Замечталась. А что вас привело в Европу?
- Меня пригласили в Рим на медицинский симпозиум, - объяснил Дуглас.
- Рассказывай все, - попросила Флоренс.
- Честно говоря, я не собирался ехать, но мы так о тебе беспокоились,
что решили навестить тебя. И вот мы здесь.
- Я так рада.
- Никогда не думала, что ты станешь такой звездой, - вздохнула
Флоренс.
- Флоренс, - засмеялась Мэри, - я посол, не звезда.
- Я совсем не про это говорю.
- А про что?
- А ты сама не знаешь?
- Не знаю о чем?
- Мэри, на прошлой неделе в "Таймс" была большая статья, посвященная
тебе и детям. И вообще, про тебя пишут во всех газетах и журналах. На всех
пресс-конференциях Стэнтон Роджерс приводит тебя в пример. Сам президент
говорит о тебе. Поверь мне, о тебе столько говорят!
Мэри вспомнила слова Стэнтона Роджерса: "Президент старается
рекламировать вас".
- Вы надолго приехали? - спросила Мэри.
- Я бы осталась тут навсегда, но через три дня нам надо возвращаться
домой.
- Как ты тут живешь? - спросил Дуглас. - Я имею в виду без Эдварда?
- Уже лучше, - медленно сказала Мэри. - Правда, я разговариваю с ним
каждую ночь. Странно?
- Не совсем.
- Мне все еще трудно. Но я стараюсь. Стараюсь.
- Ты ни с кем не встречаешься? - осторожно спросила Флоренс.
- Кстати, встречаюсь, - улыбнулась