других маленьких городков США. Но жители Джанкшн-Сити любили свой
город за его деревенскую тишину и спокойствие. По крайней мере в рабочие
дни. По субботам и воскресеньям Джанкшн-Сити превращался в место отдыха
солдат из расположенного неподалеку Форт-Райли.


По дороге домой Мэри Эшли остановилась пообедать в "Диллонз Маркет",
а затем направилась на север, в сторону Олд Милфорд-роуд, жилого района,
расположенного на берегу озера. С левой стороны дорога была усажена дубами
и вязами, а справа тянулись аккуратные дома из камня и кирпича.
Семья Эшли жила в двухэтажном каменном доме, стоящем на небольшом
возвышении. Доктор Эшли купил его тринадцать лет назад. В нем была большая
гостиная, столовая, библиотека, комната для завтрака, кухня, а наверху -
одна большая спальня и две маленькие.
- Это слишком большой дом, - сказала тогда Мэри Эшли. - Для двоих тут
много места.
Эдвард обнял ее и крепко прижал к себе.
- А кто сказал, что нас будет только двое?
Когда Мэри вернулась домой, Тим и Бет уже ждали ее.
- Знаешь что, - сказал Тим, - нашу фотографию опубликуют в газете.
- Может, ты поможешь мне убрать продукты? - сказала Мэри. - А в какой
газете?
- Этот человек не сказал об этом, он только сфотографировал нас и
пообещал сообщить потом.
Мэри остановилась и посмотрела на сына.
- А больше он ничего не сказал?
- Нет, - ответил Тим. - Но у него был классный "Никон".


В воскресенье Мэри праздновала - хотя это и не то слово, которое
возникло у нее в голове, - свое тридцатипятилетие. Эдвард решил устроить
ей сюрприз и организовал вечеринку в загородном клубе. Их соседи - Флоренс
и Дуглас Шаффер и еще четыре пары ждали ее. Эдвард радовался как ребенок
удивленному выражению лица Мэри, когда та зашла и увидела праздничный стол
и плакат с поздравлениями. Ей не хватило духу сказать ему, что она узнала
о готовящейся вечеринке еще две недели назад. Она обожала Эдварда. "А
почему бы и нет? Разве можно не любить такого мужчину?" Он был красивый,
умный, заботливый. Его дед и отец были врачами, поэтому Эдварду никогда не
приходило в голову стать кем-то другим. Это был самый лучший хирург в
Джанкшн-Сити, хороший отец и прекрасный муж.
Задув свечи на праздничном торте, Мэри украдкой посмотрела на него и
подумала: "Что еще надо женщине для счастья?"


В понедельник утром Мэри проснулась с головной болью. Вчера вечером
произносили столько тостов, а она совсем не привыкла пить. Мэри с трудом
поднялась с постели. "Это все от шампанского. Никогда больше не буду
пить", - пообещала она себе.
Она спустилась вниз и принялась готовить завтрак детям, стараясь не
обращать внимания на пульсирующую боль в голове.
- Шампанское, - простонала Мэри. - Это французы мстят нам таким
способом.
Бет вошла в комнату с охапкой книг.
- С кем это ты разговариваешь, мама?
- Сама с собой.
- Довольно странно!
- Что правда, то правда. - Мэри поставила на стол коробку с овсянкой.
- Я купила для тебя новый сорт, надеюсь, тебе понравится.
Бет уселась за кухонный стол и принялась изучать надпись на коробке.
- Я не стану этого есть. Ты хочешь погубить меня.
- Без фокусов, - предупредила ее Мэри. - Что ты еще собираешься есть
на завтрак?
Десятилетний Тим ворвался на кухню. Он плюхнулся на стул и сказал:
- Я буду яишницу с беконом.
- А где твое "доброе утро?" - спросила Мэри.
- Доброе утро. Я буду есть яишницу с беконом.
- Пожалуйста.
- Ну ладно, мама, перестань. Я и так опаздываю в школу.
- Хорошо, что ты мне напомнил. Мне звонила миссис Рейнольдс. У тебя
плохие отметки по математике. Что ты на это скажешь?
- Она все преувеличивает.
- Тим, оставь свои шутки.
- Лично я ничего смешного в этом не вижу, - фыркнула Бет.
Тим скорчил ей рожу.
- Хочешь увидеть смешное - посмотри на себя в зеркало.
- Хватит, - сказала Мэри. - Ведите себя нормально.
Головная боль усилилась.
- Мама, можно, после школы я пойду на каток? - спросил Тим.
- Ты и так скользишь по тонкому льду. Придешь домой и будешь делать
уроки. По-твоему, это хорошо, что сын профессора