Когда отпевание закончилось, Мэри с детьми села в длинный лимузин и
отправилась на кладбище.
Кладбище, самое старое в Джанкшн-Сити, было похоже на обширный парк,
окруженный дорогой. Многие могильные камни были разрушены временем. Было
холодно, поэтому погребение прошло быстро. Священник закрыл Библию.
Наконец все закончилось. Мэри с детьми стояли на пронизывающем ветру,
глядя, как гроб опускают в могилу, вырытую в промерзшей земле.
"Прощай, мой любимый".


Считается, что смерть - это конец всего, но для Мэри Эшли это стало
началом нескончаемых страданий. Они говорили с Эдвардом о смерти, но,
когда она внезапно стала реальностью, это было ужасно. Это совсем не то,
что должно было произойти в каком-то неопределенном будущем. Никак нельзя
было примириться с тем, что Эдварда нет. Вся сущность Мэри отрицала его
смерть. Когда он умер, все хорошее в мире умерло вместе с ним.
Действительность пугала ее. Ей хотелось быть одной. Она чувствовала себя
маленьким испуганным ребенком, которого бросили взрослые. Она поймала себя
на мысли, что злится на Бога. Почему он не забрал ее первой? Она злилась
на Эдварда, что он оставил ее, на детей, на себя.
"Я тридцатипятилетняя женщина с двумя детьми, и я не знаю, кто я
такая. Когда я была миссис Эшли, я была личностью, я принадлежала
человеку, который принадлежал мне".
Время текло медленно, усиливая ее внутреннюю пустоту. Ее жизнь стала
похожа на движущийся поезд без машиниста.
Флоренс и Дуглас, друзья Эдварда, приходили, чтобы побыть с ней и
облегчить ее страдания. Но ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Однажды
Флоренс застала Мэри перед телевизором, она смотрела футбольный матч.
- Она даже не заметила меня, - вечером сказала Флоренс мужу. - Она не
сводила глаз с экрана. - Флоренс вздрогнула. - Так страшно.
- Почему?
- Мэри ненавидит футбол. Это Эдвард не пропустил ни одного матча.


Мэри собрала все силы и волю, чтобы покончить с делами, оставшимися
после смерти Эдварда. Завещание, страховка, банковские счета, налоги,
долги и прочие бумаги. Ей хотелось выгнать всех этих адвокатов и банкиров
из дому. Пусть ее оставят в покое.
"Я не хочу с этим мириться", - думала она, заливаясь слезами. Эдвард
умер, а их интересовали только деньги.
Наконец она заставила себя поговорить с ними.
Фрэнк Данфи, представитель банка, сказал:
- Боюсь, что после выплаты налогов и долгов от страховки почти ничего
не останется, миссис Эшли. Ваш муж довольно небрежно относился к деньгам.
Ему многие остались должны. Я договорюсь с судебным исполнителем, чтобы он
собрал деньги с должников.
- Нет, - резко произнесла Мэри, - Эдварду это не понравилось бы.
Дафни был в отчаянии.
- Боюсь, что тогда у вас останется всего тридцать тысяч долларов
наличными. Есть еще закладная на дом. Если вы его продадите...
- Эдварду бы не хотелось, чтобы я его продавала.
Она сидела прямо, погруженная в свои горестные мысли.
"Господи, сделай так, чтобы и моя жена так же заботилась обо мне
после моей смерти", - подумал Данфи.


Но самое худшее было еще впереди. Надо было избавляться от личных
вещей Эдварда. Флоренс хотела ей помочь, но Мэри отказалась.
- Нет. Эдварду это бы не понравилось.
Сколько было всяких вещей. Дюжина курительных трубок, кисет с
табаком, две пары очков, конспект лекции, которую он уже никогда не
прочтет. Она открыла шкаф Эдварда и провела рукой по костюмам, которые он
никогда уже не наденет. Голубой галстук, который был на нем в последний
раз. Его перчатки и шарф, которые согревали его зимой. Они не пригодятся
ему в холодной могиле. Двигаясь как автомат, она отложила в сторону его
бритву, зубные щетки.
Она нашла любовные записки, которые они писали друг другу, и
вспомнила о тех счастливых днях, когда Эдвард начал заниматься частной
практикой, рождественский вечер без индюшки, летние пикники, зимние
катания на санках, ее первую беременность, когда они включали классическую
музыку для еще не родившейся Бет, любовное письмо, что написал Эдвард,
когда родился Тим, позолоченное яблоко, которое он подарил ей,