много - в других местах. Такое случалось многократно. Имя Фрик развеселило бы ее, но, впрочем, этих девиц веселило решительно все. За прошедшие годы он разговаривал с десятками, может, и сотнями старлеток, и все они напоминали ему початки с одного кукурузного поля, будто какой-то фермер в Айове выращивал их, а потом вагонами отправлял в Голливуд.
Фрик не мог позвонить Номинальной матери, Фредди Найлендер, потому что она находилось в каком-то далеком и сказочном месте, вроде Монте-Карло, восхищая окружающих своим великолепием. И телефона, по которому он мог напрямую связаться с ней, у него не было.
От миссис Макби, в паре со своим довеском мистером Макби, он видел только хорошее. Они всегда учитывали его интересы.
Тем не менее Фрику не хотелось в таком деле обращаться к ним. Мистер Макби был несколько… глуповат, миссис Макби - всезнающей, всевидящей, жуткой женщиной, чьи высказанные ровным голосом слова и даже неодобрительный взгляд могли вызвать у ее подчиненных серьезное внутреннее кровотечение.
Мистер и миссис Макби были in loco parentis. На латинском этим юридическим термином называли тех, кто выполнял роль родителей Фрика на период отсутствия настоящих родителей, то есть постоянно.
Впервые услышав термин in loco parentis, Фрик решил, что его родители - сумасшедшие.
Чета Макби, однако, досталась Призрачному отцу имеете с домом, они жили здесь задолго до того, как отец его купил. Фрик полагал, что Палаццо Роспо, как самому месту, так и его традициям, Макби верны куда в большей степени, чем кому-либо из персонала или членов семьи.
Мистер Баптист, веселый повар, был дружелюбным знакомым, но никак не другом, и уж точно не доверенным лицом.
Мистер Хэчетт, вызывающий страх и, возможно, безумный шеф-повар, не принадлежал к тем людям, к которым кто-либо мог обратиться в час беды, за исключением разве что Сатаны. Владыка ада наверняка прислушался бы к советам повара.
Фрик всякий раз тщательно планировал визит на кухню, чтобы не столкнуться с мистером Хэчеттом. Чеснок не отпугивал шефа, поскольку тот любил чеснок, но крест, приложенный к его плоти, наверняка привел бы к тому, что он вспыхнул бы ярким пламенем или улетел, обратившись в летучую мышь.
Существовала немалая вероятность того, что шеф-повар и являл собой ту самую опасность, о которой говорил Таинственный абонент.
Если уж на то пошло, любой из двадцати пяти наемных работников поместья мог быть жаждущим крови убийцей, скрывающим свою сущность за улыбающейся маской. И прячущим за пазухой топор, заточку, удавку.
Может, все двадцать пять были убийцами, выжидающими своего часа. Может, очередное полнолуние вызовет у них приступ безумия, и они одновременно сбросят маски, проявят переполняющую их жажду крови, набросятся на всех и друг на друга с пистолетами, мясницкими тесаками, высокоскоростными кухонными комбайнами.
Если ты не знаешь всей правды о том, что думают о тебе твои собственные отец и мать, если ты не можешь знать наверняка, кто они и что творится у них в голове, как можно быть хоть в чем-то уверенным, если речь идет о людях, которые тебе даже не близки?
Фрик, правда, полагал, что мистер Трумэн - не психопат, готовый разрезать всех и вся бензопилой. В конце концов, мистер Трумэн служил в полиции.
А кроме того, чувствовалось, что мистер Трумэн - человек правильный. Фрик не знал, как выразить это словами, но понимал, что на мистера Трумэна можно положиться. Когда он входил в комнату, его присутствие ощущалось сразу же. Когда говорил с тобой, ты видел, что он тебя слушает.
Второго такого Фрику встретить пока не довелось.
И тем не менее о Таинственном абоненте и необходимости найти убежище он не собирался рассказывать даже мистеру Трумэну.
Во-первых, боялся, что ему не поверят. Мальчишки его возраста частенько сочиняли всякие небылицы. Фрик - нет. Но другие сочиняли. Фрик не хотел, чтобы мистер Трумэн принял его за лгунишку.
Не хотел он, чтобы мистер Трумэн решил, что он - трусохвост, который боится собственной тени.
Никто бы не поверил, что Фрик мог более двадцати раз спасти мир, хотя верили, что именно столько раз спасал мир его отец, но Фрик не хотел, чтобы его принимали за ребенка. Особенно мистер Трумэн.
А потом ему нравилось, что у него есть секрет. Такое сокровище - не чета электрическим поездам.
Он всматривался в мокрый день, возможно, в надежде