Йорн продолжал всматриваться в него, словно изучал сидящего в банке необычного жука. Потом покачал головой, отчего с полей шляпы во все стороны полетела вода, и отвернулся.
Фрик наблюдал, как смотритель поместья огибает бронзовый навозный монумент. Мистер Йорк уходил в дождь, пересекая огромную лужайку, пока не превратился в садового гнома, а потом просто исчез из виду.
Фрик решил, что точно знает, о чем подумал мистер Йорн: «Какая мать, такой и сын».
Поднявшись с кресла, Фрик потянулся, разминая
затекшие ноги. Случайно задел корзинку для ленча, которая упала набок.
Крышка откинулась, открыв содержимое корзинки: что-то белое.
Но Фрик - то знал, что корзинка пуста: не было в ней ни сандвичей, ни аварийных фонариков, ничего.
Фрик оглядел гостиную. Не нашел места, где кто-то мог спрятаться. И дверь в коридор оставалась закрытой.
С неохотой он нагнулся к корзинке. Осторожно сунул в нее руку.
Достал сложенную газету, развернул. «Лос-Анджелес таймс».
Конечно же, в глаза первым делом бросился заголовок: «ФБР ЗАНЯЛОСЬ ПОХИЩЕНИЕМ МАНХЕЙМА».
Холодок пробежал по спине Фрика.
Ладони вдруг стали влажными, словно он окунул их в сверхъестественное море. Пальцы сжали бумагу.
Он проверил дату. 24 декабря. Послезавтра.
На первой полосе под пугающим заголовком красовались два фотоснимка: Призрачного отца и ворот поместья.
Читать статью Фрику не хотелось из опасения, что написанное в ней обернется явью. Он посмотрел в нижний правый угол статьи и увидел: «Продолжение на стр. 8». Раскрыл восьмую страницу в поисках более важного для себя фотоснимка.
И нашел его.
Под фотоснимком прочитал: «Эльфрик Манхейм, 10 лет, пропал во вторник вечером».
И пока он в ужасе смотрел на фотоснимок, его черно-белое изображение начало меняться, превращаясь в мужчину из зеркала, Таинственного абонента, ангела-хранителя: холодное лицо, светло-серые глаза.
Фрик попытался отбросить «Тайме», но ему это не удалось, и не потому, что руки вдруг перестали его слушаться. Нет, газета словно приклеилась к его пальцам.
А лицо Таинственного абонента тем временем ожило, фотоснимок трансформировался в маленький телевизионный экран, и со страницы «Лос-Анджелес тайме» прозвучало звуковое предупреждение: «Молох идет».
Не помня, как он пересекал розовую комнату, Фрик вдруг обнаружил, что уже стоит перед дверью.
Он жадно хватал ртом воздух, но не потому, что начался приступ астмы. Сердце билось громче грома, который чуть раньше доносился с небес.
Газета белела на полу, рядом с лежащей на боку корзинкой для пикника.
А мгновение спустя Фрик увидел, как послезавтрашний номер «Лос-Анджелес таймс» поднялся с персидского ковра, будто подхваченный сильным порывом ветра, хотя он сам не почувствовал и малейшего дуновения. Несколько тетрадок «Лос-Анджелес таймс» развернулись, отделились друг от друга и с шумом скомпоновались в высокую мужскую фигуру, будто невидимый человек все время находился в гостиной и только теперь обозначил свое присутствие благодаря облепившим его белым страницам.
И от фигуры определенно исходила аура, но не успокаивающая ангела-хранителя. От фигуры исходила… угроза.
Бумажный мужчина отвернулся от Фрика и нырнул в панорамное окно. Коснувшись стекла, газетные страницы перестали быть бумагой, превратились в тень, клок тьмы, который какое-то время пульсировал в стекле, как прошлой ночью тени - в украшениях на рождественской ели.
А потом фантом растаял, исчез: выбрался сквозь стекло под дождь, который и унес его неведомо куда.
Фрик вновь остался один.

Глава 64

Доктор Джонатан Спеч-Могг жил в дорогом районе Уэствуда в красивом доме, обшитом кедровой доской, посеребрившейся от времени. Однако даже дождь не смог затемнить «серебро», а потому возникали подозрения, что это всего лишь покрытие.
Специфический английский акцент Спеч-Могга указывал на то, что приобретен он благодаря долговременному пребыванию в туманном Альбионе, но отнюдь
не является свидетельством рождения и воспитания в тех далеких краях.
Профессор пригласил Этана и Рискового в дом, но скорее не от души, а из чувства долга. И на вопросы отвечал довольно нервно. Общение с полицией определенно не доставляло ему удовольствия.
Одет он был в просторную рубашку и широкие брюки с карманами на штанинах. Когда клал ногу на ногу, а случалось это часто, брюки так громко шуршали,