средством, чем тысячи бесед с психотерапевтом, и я подумал, может, минувшие поколения были правы, считая это нормой.
Примерно в середине рассказа "Лисичка в Соксе" веки Мэй начали слипаться. Я подтянул простыню к ее подбородку и отложил книгу.
– Ты любишь мамочку? – спросила она.
– Да, очень. Спи.
– Мамочка любит тебя, – пролепетала она.
– Знаю. Спи.
– А меня ты любишь?
Я поцеловал ее в щечку, снова подтянул одеяло к ее подбородку.
– Я обожаю тебя, Мэй.
Но она уже спала.

* * *

Около одиннадцати позвонила Грейс.
– Как там мой маленький ужастик?
– Прекрасно. Спит.
– Надо же! Неделями напролет она ведет себя как суперхулиганка, но, проведя день с тобой, превращается в ангелочка!
– Ну, – сказал я, – по правде сказать, я разбился перед ней в лепешку.
Грейс хихикнула.
– Что, она и вправду хорошо себя вела?
– Да.
– Тебе стало полегче насчет Джейсона?
– Насколько это возможно, пока не думаешь об этом.
– Понятно. Как самочувствие после той ночи?
– Той, вдвоем? – спросил я.
– Да.
– Разве тогда что-то случилось?
Она вздохнула.
– Скотина.
– Эй.
– Что?
– Я люблю тебя.
– Я тебя тоже.
– Разве это не прекрасно?
– Самая прекрасная вещь на свете, – сказала она.

* * *

На следующее утро, когда Мэй еще спала, я вышел на крыльцо и увидел Кевина Херлихи, стоящего на улице внизу и облокотившегося на позолоченный "диамант", который он водил для Джека Рауза.
С тех пор как анонимный "друг" прислал мне "незабудьзаперетьдверь", я постоянно ношу с собой оружие, куда бы ни пошел. Даже когда спускаюсь вниз за почтой. Точнее сказать, особенно тогда, когда спускаюсь вниз за почтой.
Поэтому, когда я вышел на крыльцо и увидел на улице психа-Кевина, который глядел на меня снизу вверх, я успокоил себя тем, что, по крайней мере, мой пистолет тут, под рукой. К счастью, это была моя "беретта", калибр 6.5, с пятнадцатизарядной обоймой, потому что у меня было предчувствие, что с Кевином мне понадобится не один выстрел.
Какое-то время он молча разглядывал меня. В конце концов я уселся на верхнюю ступеньку, вскрыл три конверта со счетами, пролистал последний выпуск "Спина", пробежал глазами статью о "Машинери Холл".
– Слушаешь "Машинери Холл", Кев? – наконец спросил я.
Кевин молча смотрел на меня и тяжело дышал.
– Хорошая группа, – сказал я. – Советую купить диск.
Не похоже было, что Кевин собирался бежать в "Тауэр Рекордс" после нашего разговора.
– Правда, они несколько компилятивны, но кто сегодня без греха?
Непохоже было, чтобы Кевин знал значение слова "компиляция".
Он молча простоял так минут десять, не сводя с меня глаз, тусклых и мрачных, как болотная вода. Полагаю, это был утренний вариант Кевина. Его ночная ипостась обладала горящими глазами, жаждущими убийства. Утренний Кевин больше напоминал призрак.
– Итак, Кев, думаю, точнее, вижу, ты не слишком разбираешься в музыке.
Кевин зажег сигарету.
– Я, кстати, тоже не разбирался, но моя напарница смогла убедить меня, что кроме "Стоунз" и Спрингстина есть и другие. Многие из них – полнейшие бездарности, другие, пойми меня правильно, удостоены слишком высокой оценки. К примеру, Морриси. Но, если взять Курта Кобейна или Трента Резнора, можно с уверенностью сказать: это ребята что надо, и это вселяет надежду. Хотя, может, я и ошибаюсь. Между прочим, Кев, что думаешь о смерти Курта? Считаешь, мы потеряли лучший голос нашего поколения, или это уже случилось после распада "Фрэнки едет в Голливуд"?
Резкий порыв ветра закружил по улице, и, когда Кевин заговорил, его голос превратился в отвратительный бездушный свист.
– Кензи, пару лет назад один чувак стянул у Джека сорок штук.
– Круто, – сказал я.
– Он собирался через два часа отбыть в Парагвай или куда-то к черту на кулички, но я-таки нашел его у его шлюшки. – Кевин швырнул сигарету в кусты перед домом. – Я положил его на пол лицом вниз, вскочил ему на спину и прыгал по ней до тех пор, пока позвоночник не треснул пополам. Звук был такой, будто взламываешь дверь. Точно такой. Один громкий хлопок и вместе с ним это потрескивание мелких щепок.
Резкий ветер вновь прокатился по улице, и заледеневшие листья в сточных канавах зашуршали.
– Одним словом, – сказал Кевин, – парень орет, его подружка вопит, и оба не отрывают глаз от двери этой засранной квартиры – не потому, что надеются на счастливый случай, который поможет