Дайандра молча смотрела, как он снял плащ и шляпу, повесил их на крючок и уставился на нас.
Мы с ним отошли в кухню, и я все рассказал.
– Иисусе, – проговорил он, и в следующее мгновение у него стал вид тяжело больного человека. Его лицо обрело цвет белой глины, он ухватился за стойку бара так цепко, что суставы его пальцев побелели. – Убит? Каким образом?
– На сегодня достаточно того, что он убит, – сказал я.
Он распластал обе руки на поверхности бара и опустил голову.
– Что она делала с тех пор, как узнала?
– Молчала.
Он кивнул.
– Это в ее духе. Ты сообщил Стэну Тимпсону?
Я покачал головой.
– Думаю, это сделает полиция.
Глаза Эрика наполнились слезами.
– Мальчик, бедный красивый мальчик...
– Расскажите, – проговорил я.
Он растерянно смотрел на холодильник.
– Что именно?
– Что вы знаете о Джейсоне. То, что скрывали.
– Скрывал? – Голос его ослабел.
– Да, – повторил я. – Вам не по себе с самого начала.
– Какие у вас основания?..
– Считайте это подозрением, Эрик. Что вы делали в колледже сегодня вечером?
– Я же сказал. Репетиторство.
– Чушь. Я видел книги, которые вы вытаскивали из багажника. Одна из них – руководство по вождению автомобиля "чилтон", Эрик.
– Послушайте, – сказал Эрик, – сейчас я пойду к Дайандре. Я знаю, как она будет реагировать, и, думаю, вам с Энджи лучше уйти. Она не захочет, чтобы вы видели ее, когда она сорвется.
Я кивнул.
– Ладно, я свяжусь с вами.
Он поправил очки и прошел мимо меня.
– Я прослежу, чтобы вам полностью заплатили по счету.
– Уже все оплачено, Эрик.
Он направился через всю квартиру к Дайандре. А я, глядя на Энджи, прислонился головой к двери. Она подняла с пола сумочку, взяла с дивана куртку. Эрик положил руку на плечо Дайандры.
– Эрик, – сказала она. – О, Эрик. Почему? Почему?
Она буквально упала в его объятия как раз в тот момент, когда Энджи подошла ко мне. А когда я открыл дверь, Дайандра в полном смысле этого слова завыла. Это были самые страшные звуки, какие мне когда-либо приходилось слышать: яростный, мучительный, опустошающий стон, вырывающийся из ее груди и резонирующий но всей квартире, он еще долго звучал в моей голове после того, как я покинул ее дом.
В лифте я сказал Энджи:
– Я не верю Эрику.
– В каком смысле?
– Тут что-то не то, – сказал я. – Он в чем-то замаран. Либо что-то скрывает.
– Что именно?
– Не знаю. Он наш друг, Энджи, но мне не нравится его отношение к этому делу.
– Надо подумать, – сказала она.
Я кивнул. У меня в ушах все еще звучал ужасный вой Дайандры, и мне хотелось свернуться калачиком и спрятаться.
Энджи прислонилась к стеклянной стене лифта, крепко обхватив себя руками, и по дороге домой мы оба молчали.

* * *

Когда вы постоянно с детьми, это учит по крайней мере одному: что бы ни случилось, не опускай руки. У тебя нет выбора. Задолго до смерти Джейсона, точнее, еще до того, как я услышал о нем и его матери, я согласился взять к себе Мэй на полтора дня, пока Грейс будет занята на работе, а Аннабет отправится в Мэн на встречу со старым другом из колледжа.
Когда Грейс услышала о Джейсоне, она сказала:
– Найду кого-нибудь другого. Или постараюсь как-то освободиться.
– Нет, – сказал я, – никаких изменений. Я хочу взять ее.
И я взял. Это было одно из лучших решений, которое я принимал в жизни. Знаю, в обществе бытует мнение, что в подобных случаях хорошо поговорить с кем-то о трагедии, обсудить все с друзьями или, наоборот, незнакомцами, и все в таком духе. Но мне кажется, в нашем обществе придают слишком большое значение разговорам, считая слова панацеей от всех бед, чем они не являются, и закрывая глаза на непременный побочный эффект – болезненное самопоедание.
Я от природы склонен к размышлениям и провожу много времени наедине с собой, что только усугубляет ситуацию. Возможно, было бы лучше, если бы я обсудил с кем-то смерть Джейсона и мои ощущения по этому поводу. Но я этого не сделал.
Вместо этого я провел время с Мэй, и сам факт простого общения с ней, попытки развлечь ее, кормление, укладывание спать после обеда, разъяснение шуток братьев Маркс во время просмотра "Спятивших животных" и "Утиного супа", последовавшее за этим чтение вслух доктора Сойса – при этом она сидела в шезлонге, а я в спальне, – одним словом, простая человеческая забота о ком-то, о маленьком человечке, оказалась более действенным