примирения свои руки. – Сломаны шесть ребер. Жаль.
Я пожал плечами. Придется как-нибудь компенсировать Нельсону это недоразумение.
– Я послал к дому Энджи сержанта, – сказал Девин. – Я хорошо знаю молодца. Его зовут Тим Данн. Он справится. Можете ехать.
Мы стояли под дождем и наблюдали, как они садились в полицейские и фэбээровские машины, которые караваном двинулись вниз по Массачусетс-авеню, и плеск дождя по льду звучал печальнее всего, что я слышал в жизни.

Глава 33

Наш таксист маневрировал по обледенелым улицам с удивительной ловкостью, удерживая стрелку спидометра на цифре 20 и нажимая на тормоз лишь в критических случаях.
Город был скован льдом. Обширная стекловидная пелена покрывала фасады домов, а сточные желоба прогибались под тяжестью каскада белых сосулек, по форме напоминающих кинжалы. Деревья мерцали платиновым светом, а машины, стоящие вдоль авеню, превратились в ледяные скульптуры.
– В такую ночь, как сегодня, бывает много неприятностей с электричеством, скажу я вам, – произнес таксист.
– Думаете? – механически ответила Энджи.
– О, бьюсь об заклад, прекрасная леди. Этот лед пригнет все электропровода к земле, вот увидите. Никто не должен в такую бурную ночь быть вне дома, нет.
– Почему же вы не дома? – спросил я.
– Должен кормить малышей, увы, да. Они не должны знать, в каком жестоком мире живет их папочка. Нет. Они должны быть сытыми.
Я вдруг увидел лицо Мэй, скорченное от смущения и ужаса. Слова, которые я буквально вылил на ее мать, эхом звучали в моих ушах.
Малыши не должны знать.
Как я мог забыть об этом?

* * *

Пока мы шли по дорожке к дому Энджи, Тимоти Данн дважды полоснул нас лучом своего фонарика.
Он осторожно перешел улицу и подошел к нам. Это был худощавый паренек с широким, открытым лицом, прикрытым темно-синей фуражкой. Такие лица бывают у крестьянских мальчишек или у тех, кого матери с детства готовят к посвящению в духовный сан.
Его фуражка была покрыта водонепроницаемым пластиком, а тяжелый черный плащ блестел от дождя. Он приподнял фуражку, когда мы подошли к парадной двери.
– Мистер Кензи, мисс Дженнаро, я – сержант Тимоти Данн. Как вам погодка?
– Бывает и лучше, – сказала Энджи.
– Да, мэм, я слышал.
– Мисс, – поправила его Энджи.
– Простите?
– Пожалуйста, зовите меня "мисс" или просто Энджи. Слово "мэм" намекает, что я гожусь вам в матери. – Она пристально посмотрела на него сквозь морось. – Это ведь не так, правда?
Он застенчиво улыбнулся.
– Конечно нет, мисс.
– Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
– О-оо!
– А вам? – спросил он.
Она хихикнула.
– Никогда не спрашивайте у женщины ее вес и возраст, сержант Данн.
Он кивнул.
– И в том, и в другом отношении бог очень щедр к вам, мисс.
Я закатил глаза.
Она немного отпрянула и вновь посмотрела на него.
– Далеко пойдете, сержант Данн.
– Благодарю вас, мисс. Мне все это говорят.
– Верьте людям, – сказала она.
Он посмотрел вниз, переступил ногами, затем потянул себя за правую мочку уха, этот жест, видимо, был машинальным.
Он прочистил горло.
– Сержант Амронклин сказал, что из ФБР пришлют подкрепление, как только окончательно окружат их на Саут Шор. Он сказал, около двух или трех утра. Я так понял, что парадная и задняя дверь на сигнализации, а задняя часть дома под охраной.
Энджи кивнула.
– Я все же хотел бы проверить.
– Прошу вас.
Данн снова приложился к фуражке и пошел вокруг дома, а мы стояли на крыльце и прислушивались к скрипу его шагов по замерзшей траве.
– Интересно, где Девин раздобыл этого мальчишку? – спросила Энджи. – В хоре для мальчиков?
– Может, племянник, – сказал я.
– Девина? – Она покачала головой. – Не может быть.
– Может. У Девина восемь сестер, и половина из них монашки. Серьезно. Вторая половина замужем за типами, уверенными, что они – правая рука Иисуса.
– Каким образом Девин вылез из этого родового болота?
– Тайна, покрытая мраком.
– Этот юнец так невинен и искренен, – сказала она.
– Он слишком молод для тебя.
– Каждому юноше нужна опытная совратительница, – ответила она.
– И ты как раз подходишь.
– Конечно, тупица. Ты же видел, как ерзают его бедра в этих узеньких брючках?
Я вздохнул.
Луч фонарика возвестил о возвращении Тимоти Данна – его осторожные шаги послышались с другой стороны дома.
– Все чисто, – сказал он, когда мы снова вышли на крыльцо.
– Благодарю