– о тишине.
Однако все это ничего не значило для Энджи.
Она разбудила меня вскоре после десяти, шныряя по квартире, варя кофе, открывая окна навстречу хорошему осеннему деньку и шаря в моем холодильнике. При этом Уэйлон или Мерл или, может, Хэнка вновь ворвались ко мне.
Когда это не возымело желаемого эффекта, она просто открыла дверь в спальню и сказала:
– Вставай.
– Убирайся. – Я натянул одеяло себе на голову.
– Вставай, малыш. Надоело. Давай.
Я швырнул в нее подушку, но она увернулась, и та пролетела дальше, разбив что-то на кухне.
– Надеюсь, тебе не очень нравились эти тарелки, – сказала она.
Я встал и, чтобы скрыть свои флюоресцентные "боксеры" в стиле Марвина-марсианина,обернулся простыней до пояса. В таком виде я проковылял на кухню.
Энджи стояла посреди комнаты, держа обеими руками чашку с кофе. Несколько разбитых тарелок валялось на полу и в раковине.
– Кофе? – спросила она.
Я нашел метлу и стал сметать осколки. Энджи поставила свою чашку на стол и наклонилась ко мне, подавая совок.
– Ты, вижу, все еще недооцениваешь пользу сна? – спросил я.
– Чепуха. – Она собрала осколки и бросила их в мусорную корзину.
– Откуда ты знаешь? Ты никогда не пробовала.
– Патрик, – сказала она, сваливая в корзину очередную порцию стекла, – я не виновата, что ты до утра пил со своими дружками.
Надо же, моими дружками.
– Откуда ты знаешь, что я с кем-то пил?
Она выбросила последнюю кучку стекла и выпрямилась.
– Потому что твоя кожа имеет характерный зеленый оттенок, и еще потому, что на моем автоответчике утром раздавался невнятный пьяный лепет.
– А-а... – Я едва вспомнил телефон-автомат и короткие гудки. – И что было в том послании?
Она взяла свою чашку кофе со стола и прислонилась к стиральной машине.
– Что-то вроде: "Где ты, сейчас три часа ночи, случилось что-то страшное, надо поговорить". Остальное не поняла, потому что, мне кажется, ты перешел на суахили.
Я спрятал совок, метлу и корзину для мусора в кладовку и налил себе чашку кофе.
– Итак, – сказал я, – где же ты была в три часа ночи?
– Ты мне что, отец? – Она нахмурила брови и ущипнула меня за талию выше простыни. – А сам вон жирок нарастил.
Я достал сливки.
– Ничего подобного.
– А знаешь, почему? Потому что ты до сих пор пьешь пиво, как студент.
Я пристально посмотрел на нее и добавил в кофе сливок.
– Ты собираешься отвечать на мой первый вопрос?
– Насчет того, где я была прошлой ночью?
– Да.
Она отхлебнула кофе и взглянула на меня поверх чашки.
– И не подумаю. Я проснулась сегодня с теплым, однако смутным ощущением и широкой улыбкой на лице. Очень широкой.
– Такой же, что я вижу в данный момент?
– Шире.
– Гм-м-м... – сказал я.
Энджи уселась на стиральную машину.
– Итак, ты звонишь мне на бровях в три часа ночи, чтобы проконтролировать мою сексуальную жизнь. В чем дело? – Она зажгла сигарету.
– Помнишь Кару Райдер? – спросил я.
– Да.
– Ее убили прошлой ночью.
– Нет. – Глаза ее расширились.
– Да. – Из-за дополнительной порции сливок мой кофе напоминал детское питание. – Распята на Митинг Хаус Хилл. – На мгновение она закрыла глаза, затем открыла. Она посмотрела на свою сигарету так, словно та могла ей что-то объяснить.
– Есть догадки, кто мог это сделать? – спросила она.
– Да нет, никто вроде не маршировал по Митинг Хаус Хилл с окровавленным молотком, выкрикивая: "Кто со мной распять бабенку?", если ты это имела в виду. – Я вылил свой кофе в раковину.
– Ну что, немного отпустило? – тихо спросила она.
Я налил в свою чашку свежий кофе.
– Не знаю. Еще слишком рано. – Я повернулся, а она соскользнула со стиральной машины и стала передо мной.
Я видел худенькое тело Кары, лежащее в холодной ночи, распухшее, выставленное на всеобщее обозрение, ее пустые, невидящие глаза.
– Позавчера я встретил ее возле "Изумруда", – сказал я. – Мне показалось, она в беде, но я не стал ничего выяснять. Одним словом, проморгал.
– И что? – спросила Энджи. – Чувствуешь себя виноватым?
Я пожал плечами.
– Ты не прав, – сказала она, проведя теплой ладонью по моему затылку и заставляя меня взглянуть ей прямо в глаза. – Понятно?
Никто не должен умирать, как Кара.
– Понятно? – переспросила Энджи.
– Да, – сказал я. – Думаю, да.
– Нечего думать, – сказала она и, отняв руку, вытащила из кошелька белый конверт и протянула его мне. – Он был приклеен скотчем