отдать пистолет. – Я повернулся и посмотрел на них. – Отверстие в заборе, ребята.
– Пошлю туда человека, – сказал Болтон.
– Нет, – я покачал головой, затем кивнул на Девина и Оскара. – Один из них. Доверяю только им. Один из вас пройдет через дыру и подползет к нему сзади.
– И что дальше? Патрик, ведь у него...
– ...ребенок, привязанный к спине. Доверься мне. Тебе предстоит ослабить силу его падения.
– Сделаю, – сказал Девин.
Оскар фыркнул.
– С твоими-то коленями? Чушь. Ты не пройдешь и десяти метров по льду.
Девин посмотрел на него.
– Да? А как, интересно, ты протащишь свою китовую задницу через всю площадку, да еще незаметно?
– Я и ночь одной крови, старик. Мы одно целое.
– О чем это он? – спросил я.
Девин вздохнул, ткнув пальцем в Оскара.
– Китовая задница, – сердито проворчал Оскар. – Надо же!
– Там увидимся, – сказал я и зашагал по тротуару к детской площадке.

* * *

Поднимаясь по лестнице, я буквально тащил себя, перебирая руками по перилам.
Улицы днем освободились ото льда при помощи соли и колесных шин, но детская площадка представляла собой каток. По меньшей мере пятисантиметровый слой иссиня-черного льда покрывал ее центр, где внутри асфальтового бортика накопилась вода.
Деревья, баскетбольные сетки, гимнастические снаряды и качели – все выглядело сделанным из стекла.
Джерри стоял посреди площадки, там, где первоначально собирались построить фонтан, но когда мэрия поняла, что у них не хватит денег, то ограничились простым цементным бассейном, окруженным скамейками. Иными словами, это было место, куда можно было прийти с детьми и убедиться, на что истрачены деньги налогоплательщиков.
Машина Джерри стояла здесь же, рядом; когда я подошел, он стоял, облокотившись на капот. Ребенка за спиной у него мне не было видно, но стоявшая у его ног на коленях Дэниэль Роусон своим отсутствующим взглядом доказывала, что морально она уже приняла свою смерть. Двенадцать часов в багажнике сделали свое дело: спутанные волосы сбились на левой части головы, будто их приплюснули рукой, по лицу расползлись разводы туши, уголки глаз покраснели от бензина.
Она напомнила мне снимки женщин, виденных мною в Аушвице, Дахау или Боснии. Похоже, она понимала, что жизнь ее дошла до грани, когда помощи ждать неоткуда.
– Привет, Патрик, – сказал Джерри. – Остановись, достаточно.
Я остановился в шести футах от машины и в четырех от Дэниэль Роусон, обнаружив, что касаюсь носком ботинка бензинового круга на льду.
– Привет, Джерри, – сказал я.
– Ты ужасно спокоен, – он поднял мокрую от бензина бровь. Его рыжеватые волосы прилипли к голове.
– Просто устал, – сказал я.
– Глаза покраснели.
– Верю тебе на слово.
– Филипп Димасси мертв, надо полагать.
– Да.
– Ты оплакивал его.
– Да. Верно.
Я посмотрел на Дэниэль Роусон, и мне понадобилось недюжинное усилие, чтобы почувствовать к ней сострадание.
– Патрик?
Он вновь облокотился о машину, отчего дробовик, привязанный к голове Дэниэль Роусон, потянул ее за собой к нему.
– Да, Джерри?
– Ты в шоке?
– Не знаю... – Я повернул голову, посмотрел вокруг: на призмы льда и черную морось, на белые и синие огни фар полицейских машин, на полицейских и федеральных агентов, вжавшихся в корпуса машин, слившихся с телефонными столбами, притаившихся на крышах домов, окружающих площадку. Все они, до последнего человека, держали оружие наготове.
Пистолеты, ружья, автоматы. Триста шестьдесят градусов чистого насилия.
– Думаю, ты все-таки в шоке. – Джерри кивнул сам себе.
– Может и так, черт возьми, Джерри, – сказал я и почесал голову, волосы насквозь промокли от дождя, – я не спал двое суток, вы убили или ранили почти каждого, кто мне дорог. Объясни, что я должен после этого чувствовать?
– Любопытство, – сказал он.
– Любопытство?
– Да, именно, – повторил он и так дернул дробовик, что шея Дэниэль Роусон резко изогнулась, а голова ударилась о его колено.
Я смотрел на нее, но в ней не было ни страха, ни гнева. Она была покорна. Как и я. Попытался ощутить некую связь между нами на этой почве, но безуспешно.
Я посмотрел на Джерри.
– Любопытство к чему, Джерри? – Я провел рукой по бедру, нащупав курок пистолета. До меня дошло, что он не потребовал положить оружие. Странно.
– Ко мне, – сказал он. – Я убил множество людей, Патрик.
– Браво.
Он вздернул дробовик, и колени Дэниэль Роусон