Он хочет, на хрен, свернуть мне шею.
Мать потрясенно ахает. Ред гнет свое.
- Ведь это именно его слова, а? "Я хотел бы, на хрен, свернуть ему шею". Так он сказал?
- Откуда ты знаешь?
- Он это уже говорил. Потому-то Хокинс и хотел, чтобы вы пошли без меня.
- Эрик говорит, что ты обещал ему никому ничего не рассказывать, а как только он заснул, ты пошел и донес на него в полицию.
- Это правда, Ред? - спрашивает мать.
- Да. Я обещал ему, потому что в противном случае он бы меня не выпустил. Что еще он говорил?
Отвечает отец:
- Он сказал, что, если бы ты просто держал... рот на замке, мы могли бы что-нибудь придумать между нами.
- Нами?
- Тобой. Мной. Твоей матерью. Семьей.
- Что он имеет в виду, придумать что-то? Придумать что? Он убил человека. Какого черта можно в таких обстоятельствах придумать?
- Я не знаю. Что-нибудь.
- А как ты думаешь, отец? Ты думаешь, мы могли бы... - Он выписывает какие-то знаки пальцами. - Что-то придумать?
- Ред...
Нерешительность отца в данном случае уже может служить ответом.
- Ты согласен с ним, отец?
- А если да, это важно?
- Черт возьми, важно. Ты думаешь, обратившись в полицию, я поступил неправильно?
- Я... я думаю, ты мог бы сперва сказать нам.
- Зачем? Какой был бы в этом толк?
- Возможно, мы могли бы помочь Эрику. Помогли бы ему справиться с тем, что случилось.
- Справиться? Отец, он убил человека. Я понимаю, в это трудно поверить, но случилось именно это. И факт не перестает быть фактом из-за того, что ты не желаешь с ним смириться. Может, лучше бы мне вообще держать язык за зубами, не рассказывать никому? Оставить это между Эриком и собой? Еще один братский секрет, как те, что мы хранили, когда были детьми? Чтобы ты вообще ничего не узнал?
- Речь не о том, Ред.
- Нет, отец, о том. Тебе с матерью пришлось узнать о том, что Эрик убийца.
- Был убийцей.
- Был. Есть. На самом деле это не имеет значения, отец. Он все равно сделал это. Мне очень жаль, что Эрику, вероятно, придется провести большую часть жизни в заключении. Но также жаль, что вы с мамой в какой-то мере вините в произошедшем и меня. Тогда как моей вины тут нет. Это не я убил Шарлотту Логан. Это он.
- Никто не винит тебя, Ред.
- Не держи меня за дурака.
- Ред, я только хочу сказать, что ты мог бы рассмотреть и другие возможности.
- Отец, я поступил так, как счел правильным. Мой брат совершил дурное деяние. Он заслуживает наказания. И по крайней мере...
- Заслуживает наказания? С каких это пор ты взял на себя роль Бога, Ред?
- ...И по крайней мере, в этом есть какая-то справедливость для Шарлотты. На худой конец, для ее семьи.
- О ее семье ты, значит, подумал. А о своей? Кто тебе дороже?
Молчание, гневное и непримиримое. Зная правду об Эрике, они не хотят ей верить. Не могут принять тот факт, что он сделал то, что сделал. Поэтому они стреляют в гонца.
Вопрос, подумал ли он о своей семье, Ред оставляет без ответа.
И тут приглушенно, словно издалека, звучит голос Маргарет:
- Эрик хочет знать, заходил ли к тебе Логан с предложением награды?

30

О том, как выглядит паб "Коулхерн" изнутри, снаружи не догадаешься. Окна окрашены в черный цвет, шторы по большей части опущены, а если кто мимоходом и заглянет в двери, то мало что разберет из-за царящего внутри полумрака. Так, какие-то тени, намек на движение, размытые очертания.
"Коулхерн" находится на оживленном, но ничем особо не примечательном отрезке Олд-Бромптон-роуд. На тротуаре отражается желтая неоновая реклама салона сотовой связи, а совсем неподалеку, перед продовольственной лавкой, составлены ящики из-под фруктов. Всего в нескольких метрах непрерывный громыхающий поток машин движется в северном направлении, к Финборо-роуд. Почти ничего не выдает статус "Коулхерна" как одного из самых известных гей-пабов Лондона.
Ничего, кроме клиентуры. Если постоять на углу улицы всего пять минут, невозможно не заметить постоянных посетителей заведения, явно отличающихся от случайных прохожих. Плотно облегающие футболки. Джинсы, иногда кожаные, подвернутые примерно на дюйм над лодыжкой. Кожаные куртки. Порой усы. Это почти униформа, по которой они узнают друг друга. В остальном они разные. Молодые и старые; толстые и худые, они, как мотыльки на огонь, слетаются сюда, в "Коулхерн", и в расположенный неподалеку ночной клуб "Бромптон".
"Коулхерн"