Детский голосок.
Серебряный Язык поворачивает голову. Бледно-желтый свет проникает в щель приоткрытой двери.
Он оставляет копье в теле Томаса и встает с кровати. Его бок все еще кровоточит, и он натягивает футболку, ощущая тепло там, где ткань прилипла к окровавленной коже.
Его кровь не останется здесь сегодня ночью. Это хорошо.
Световая щель расширяется. Тремя быстрыми шагами Серебряный Язык пересекает комнату.
Ребенок открывает дверь.
- Дядя Томас?
Серебряный Язык стоит в дверном проеме. Ребенок смотрит на него снизу вверх.
Мальчик. Пожалуй, шести или семи лет, в коричневой пижаме с набивным рисунком из спортивных автомобильчиков. Глазенки у него сонные, светлые волосы взъерошены.
"Блаженны малые дети, и да придут ко мне, ибо их есть Царствие Небесное".
Серебряный Язык садится на корточки, так что его лицо вровень с лицом ребенка.
- Твой дядя заболел. Я дал ему лекарство. Он поправится.
Мальчик смотрит на него скорее с любопытством, чем с подозрением. Странный призрак, весь в черном и в желтых резиновых перчатках, как гигантский шмель.
Серебряный Язык снова встает и берет мальчика за руку.
- Пойдем, я отведу тебя в кровать.
Ребенок пятится от него, и Серебряный Язык понимает, в чем дело. Его перчатки забрызганы ярко-красной кровью Томаса. На черной одежде ее не видно, а вот на желтой резине она бросается в глаза.
- Это кровь твоего дяди. Он поранился, но я ему помог. Он поправится. Тебе нужно лечь спать. Я тебя уложу.
Серебряный Язык позволяет ребенку вести себя по коридору, тот идет на шаг впереди, чтобы ему не нужно было держать за руку человека, запачканного кровью дяди.
Они заходят в последнюю комнату справа. Маленькая комнатка, скудно обставленная, необжитая. Гостевая спальня. Мальчик забирается на кровать и натягивает одеяло вокруг шеи.
- Не беспокойся за дядю Томаса, - говорит Серебряный Язык. - С ним все прекрасно.
Ребенок кивает и откатывается от него, готовый заснуть.
Серебряный Язык выключает прикроватный ночник, закрывает дверь и спускается в спальню Томаса.
Томас теперь безжизненный комок плоти, из которого, как радиомачта, торчит копье. Серебряный Язык вытаскивает копье из тела и убирает в свою черную сумку.
Взамен из сумки появляется серебряная ложка. Номер десять. Он засовывает ее в рот Томаса.
Его полицейская форма лежит, аккуратно сложенная на стуле, в углу комнаты. Он наденет ее, когда закончит. Но пока он не закончил. Осталось еще одно дело.
Единственное упущение, которое он себе позволил. Единственное, что портит его шедевр.
Правая рука Томаса по-прежнему покоится на клеенке.
И на этой клеенке, так же как и на пальцах Томаса, осталась его кровь. Кровь Христа. Больше ее нет нигде.
Все следы должны исчезнуть вместе с ним.
Серебряный Язык вынимает из сумки нож и отсекает руку Томаса у запястья.

101

Ред не узнает лица Томаса, но он знает, что предупреждал его. Дата и время встречи скрупулезно занесены в базу данных.
Если бы только он предупредил его насчет полицейских. Только вот насчет полицейских он его не остерег.
Ред качает головой. В конце концов, он принял свое решение, не желая будоражить полицейское сообщество, и принял его, руководствуясь благими намерениями. И его соображения сохраняют силу даже сейчас. Так или иначе, они ведь не располагают доказательствами того, что Серебряный Язык и впрямь офицер полиции. Предположение Кейт логично, но они три месяца тщательно проверяли личные дела и не обнаружили ничего подозрительного.
Тело Томаса Фэрвезера было найдено его сестрой Камиллой Уикс вскоре после восьми утра в то утро. Именно ее сын - племянник Томаса - находился в доме во время кровавой бойни. Тим остался у Томаса на выходные, чтобы Камилла и ее муж, предприниматель, могли съездить вдвоем на выходные в Котсуолдс. Камилла приехала за сыном рано, чтобы забрать Тима до того, как Томас отправится на работу.
Теперь мать и сын находятся внизу, на кухне, и трудно сказать, кто из них в худшем состоянии. С ними констебль.
Лабецкий заходит в спальню, дуя на свои руки.
- Боже милосердный, - говорит он. - Снаружи такая стужа.
Он бросает взгляд на тело Томаса и задает очевидно напрашивающийся вопрос:
- Почему у него отрезана правая кисть?
Ред смотрит на него устало.
- Думаю, что это сюжет с Фомой Неверующим.
Лабецкий смотрит непонимающе.
- Фома никак не хотел