закрывай глаза. Оглядись по сторонам. Убедись, что твое ночное зрение работает.
Голос полицейского в темноте.
Томас смотрит по сторонам, и проявляющиеся очертания становятся все более отчетливыми. Проступают предметы. Стул у окна, комод под зеркалом.
На кровати Томаса, сбоку, сидит Серебряный Язык. Грудь его обнажена, его вес складками вдавливает простыню.
На руках у него резиновые перчатки.
Рядом с ним на кровати длинный темный предмет. Та самая продолговатая сумка.
Серебряный Язык шарит в сумке и вынимает что-то квадратное и блестящее. Пластиковый коврик. Он встает с кровати, подкладывает пластик и садится снова.
- Что вы делаете?
Нет ответа.
Серебряный Язык снова смотрит на сумку.
В полумраке поблескивает металл.
Нож.
- О Господи нет! О, пожалуйста, Господи, нет.
Томас закрывает глаза.
Только не нож. Что угодно, только не нож.
- Томас. Посмотри на меня.
Томас открывает один глаз.
Серебряный Язык наносит себе порезы.
Он пробегает ножом по правому боку, как раз под грудной клеткой. На белой коже темная линия крови держится идеально прямо, а потом начинает капать, как дождевые капли на оконную раму.
Серебряный Язык вытирает рукой лезвие ножа и убирает нож в сумку. Похоже, что он не почувствовал никакой боли.
Белки его глаз поворачиваются в сторону Томаса.
- "Пока не вложу руки своей в ребра Его, не поверю".
Он протягивает руку и нашаривает правую руку Томаса.
- Дай мне твою руку, Томас.
Томас чувствует, как его руку направляют через огромный отрезок пространства и времени.
Серебряный Язык водит пальцы Томаса туда-сюда вдоль раны: сначала слегка по краям пореза, а потом глубоко погружая в клейкую, теплую влагу крови.
- Не будь неверующим, Фома, но поверь, ибо ты узрел меня, да будут же благословенны те, кто и не узрев, исполнился веры.
Кончики пальцев Томаса ощущают воздух, а потом пластик.
Серебряный Язык кладет руку Томаса на клеенку, а потом садится сверху. На руку.
- Больно?
Томас качает головой.
- Хорошо. Прости, но я уверен: ты понимаешь, что я обязан сделать.
Томас не понимает. Ничего.
Все еще сидя на руке Томаса, Серебряный Язык убирает нож обратно в сумку и достает какой-то другой предмет. Какой именно, Томас не видит.
Серебряный Язык наклоняется к нему:
- Открой рот пошире, Томас.
Отблеск фар проехавшей мимо машины освещает предмет в его руке.
Скальпель.
Томас стискивает зубы.
- Открой рот, пожалуйста, Томас.
Никакой реакции.
- Томас. Открой свой хренов рот.
Нет! Нет! НЕТ.
Удар наносится так быстро, что Томас даже не видит движения кулака, не говоря уже о том, чтобы успеть среагировать. Левая рука Серебряного Языка молниеносно врезается ему в солнечное сплетение, вышибая, со свистом, весь воздух из легких. Чтобы сделать вздох, Томас инстинктивно открывает рот.
Скальпель мгновенно оказывается во рту и совершает отработанные, четкие надрезы. Рот заполняется горячей кровью. Боль ужасна. Томас пытается кричать, но кричать ему уже нечем.
Язык Томаса в руке преступника.
Серебряный Язык достает из сумки наполовину заполненную жидкостью банку, отвинчивает крышку, опускает туда язык Томаса и снова завинчивает крышку. Банка убирается в сумку, откуда достается что-то еще.
Все еще придавливая правую руку Томаса своим весом к кровати, так что он не может ею пошевелить, Серебряный Язык заговаривает с Томасом в последний раз.
- "Фома - копье, ибо его тело было проткнуто копьем".
Серебряный Язык держит копье рукой за край древка, словно бильярдный кий, но, занеся его над головой, перехватывает на манер дротика.
Рассекая воздух, копье обрушивается вниз и вонзается в грудь Томаса.
Первое ощущение - это тупой удар. Боль еще не пришла. Так бывает, когда ты ударился пальцем ноги и знаешь, что через две секунды все нервные окончания будут в огне, но тебе еще нужно вытерпеть эти две полные ужасных предчувствий секунды.
Серебряный Язык вырывает пику из тела Томаса и наносит удары вновь и вновь, так что каждый сливается с предыдущим и последующим. Взметается фонтан артериальной крови. Томас стонет, когда копье разрывает его на тысячу частей всепоглощающей боли, стоящей за пределами воображения. Сквозь муки является тень предлагающей упокоение в вечности Смерти, и отчаяние заставляет Томаса тянуться в ее привечающие объятия.

100

- Дядя Томас?
Снаружи спальни прозвучал тихий голосок.