Не то.
— "Лучшие хиты".
Я поморщился.
— Что? — Она вдруг ощерилась. — Ладно. «На четвертой стрит как штык».
Я взглянул на карту.
— Ты чудо, — сказал я.
Она сделала жест, будто протягивает мне диктофон:
— Не могли бы вы сказать то же самое в микрофон?

* * *

Четвертая стрит пересекала весь Сент-Питерсбург. Длина ее насчитывала по меньшей мере миль двадцать. И сейфов с ячейками на ней было понатыкано видимо-невидимо.
Но станция автобусов «Грейхаунд» здесь была всего одна.
Мы подъехали к парковочной стоянке. Энджи осталась в машине, я же пошел на станцию, нашел там двенадцатую ячейку сейфа и набрал нужные цифры, чтобы открыть замок. Он щелкнул, открывшись с первой же попытки, и я вытащил из ячейки кожаную спортивную сумку. Я прикинул ее на вес — сумка не была чересчур тяжелой. Судя по весу, в ней могла бы находиться одежда, но проверять содержимое я решил попозже, когда сяду в машину. Я закрыл ячейку и, выйдя из здания станции, сел в машину.
Энджи вырулила на Четвертую стрит, и мы покатили по району, застроенному настоящими трущобами; местные жители посиживали на крылечках, нежась на солнце и отмахиваясь от мух, на перекрестках кучковались подростки, половина уличных фонарей была разбита.
Я поставил сумку на колени и раскрыл молнию. И с минуту не мог оторваться от лицезрения.
— Прибавь-ка скорости, — сказал я Энджи.
— Почему?
Я дал ей заглянуть в сумку.
— Потому что там не меньше двухсот тысяч долларов.
Она нажала на газ.

19

— Господи боже, Энджи, — сказал Джей, — в прошлый раз, когда я вас видел, ты была вылитая Крисси Хайнд, усвоившая уроки моды Мортиции Адаме, а теперь просто островитянка какая-то.
Дежурный протянул Джею через конторку бумагу для подписи.
— Вы всегда знали, как подольститься к женщине.
Джей подписал бумагу и отдал ее обратно.
— Но ведь правда же! Я и думать не думал, что кожа белой женщины может так посмуглеть!
— Ваши личные вещи, — сказал тюремщик, высыпая на конторку содержимое плотного пакета.
— Осторожно, — сказал Джей, когда о конторку стукнулись часы. — Это «Пьеже».
Дежурный засопел.
— Одни часы Пе-же... Скрепка для купюр, золотая... Шестьсот семьдесят пять долларов наличными. Брелок для ключей один... Тридцать восемь центов мелочи...
Когда дежурный, перечислив остальные вещи, подвинул все через конторку к Джею, тот прислонился к стене и зевнул. Взгляд его с лица Энджи переметнулся на ее ноги, потом скользнул выше по укороченным джинсам и тертой футболке с рукавами, продранными на локтях.
Она сказала:
— Хотите, я повернусь, чтобы вы могли полюбоваться на меня и сзади?
Он пожал плечами:
— Уж простите арестанта, мэм.
Покачав головой, она потупилась, скрыв улыбку за упавшими на ее лицо кудрями.
Было странно наблюдать их рядом, зная то, что я узнал лишь сейчас — об их прошлой близости. У Джея всегда была манера окидывать красоток жадным взглядом, но вместо того, чтобы оскорбляться, большинство женщин находили эту манеру простительной и даже милой, поскольку сквозило в ней явное мальчишество. Но на этот раз взгляд его выражал и нечто иное — потаенную грусть, которой раньше, насколько мне это было известно, за ним не водилось, грусть с оттенком глубокой усталости и смирения, когда он глядел на моего партнера.
Она тоже, по-видимому, заметила это, и губы ее исказила странная гримаса.
— Вы в порядке? — спросила она.
Джей оторвался от стены:
— Я? В полнейшем.
— Мистер Меррием, — сказал дежурный, обращаясь к поручителю, — вам тоже следует расписаться — вот здесь и здесь.
Мистер Меррием был немолод, одет в желтоватый костюм-тройку с претензией на изысканность южанина, однако в речи его я распознал следы нью-джерсийского говорка.
— С превеликим удовольствием, — сказал он, и Джей закатил глаза.
Они подписали документы, Джей сгреб последние из своих перстней и помятый шелковый галстук, сунул перстни в карман, галстуком же он небрежно подвязал белый ворот рубашки.
Мы вышли и встали на парковке, ожидая, пока полицейский пригонит автомобиль Джея, стоявший с противоположной стороны здания.
— Они вам позволили самому сюда приехать? — удивилась Энджи.
Джей потянул ноздрями вечернюю сырость.
— Они тут сама любезность. Вначале допросили меня прямо в мотеле, а потом старый коп вежливейшим образом осведомился, не буду ли я так любезен проследовать в отделение и ответить