оружие. Доберитесь до него, приведите пистолеты в боевую готовность и сделайте с ними все, что захотите.
— Вы не можете так поступить, — сказала она.
— Дезире, «не можете» — это категория из области морали. А вам должно быть известно, что можем мы все, что взбредет нам в голову. Вы живое тому подтверждение.
Я вышел на середину комнаты, откуда мы с Энджи стали смотреть, как отец и дочь разминают руки, готовясь к единоборству.
— Если у кого-то из вас двоих явится светлая мысль, объединив усилия, ринуться за нами в погоню, — сказала Энджи, — мы едем в редакцию «Бостон трибьюн», так что не теряйте даром времени. Тому из вас, кто останется жив, если кто-то один в живых останется, правильнее всего будет попытаться сесть на самолет. — Она толкнула меня локтем. — Хочешь что-нибудь добавить?
Я смотрел на этих двоих, как они вытирают ладони о бедра, как вновь и вновь сгибают и разгибают пальцы, как наклоняются к спутанным веревками щиколоткам. Их генетическое родство было очевидно — оно проявлялось в жестах и движениях, но еще глубже, еще страшнее это сходство проявлялось в их нефритово-зеленых глазах. Глаза эти у обоих имели одинаковое выражение — алчности, упрямства и бесстыдства. Это было первобытное выражение, присущее скорее пещере, чем прохладному комфорту этой комнаты.
Я покачал головой.
— Ну, адского вам веселья, — сказала Энджи, и мы вышли, заперев за собой дверь.
Мы спустились по черной лестнице и очутились возле боковой двери, ведущей в кухню. Над нашими головами раздалось какое-то мерное поскрипывание, как будто скребли по полу. Потом стук, и вслед за этим стукнуло еще раз — с противоположной стороны.
Мы вылезли наружу и по тропинке пошли вдоль заднего газона, в то время как море заметно успокаивалось.
Я прихватил ключи, отобранные у Дезире, и, пройдя мимо сада и переделанного во флигель сарая, мы остановились возле моего «порше».
Было темно, но от звезд исходило сияние, проливавшее свет в черноту ночи, и мы стояли около моей машины и глядели вверх, на звезды, любуясь их сиянием. Массивное обиталище Тревора Стоуна поблескивало и мерцало, а я вглядывался в плоскую безбрежность темной воды, туда, где на горизонте она смыкалась с небом.
— Гляди, — сказала Энджи и указала на светлую звездочку, мелькнувшую в черноте небес; она рассыпала искры, устремляясь куда-то за пределы нашего зрения, но так и не довершив свой полет, преодолев две трети пути, она взорвалась, превратившись в ничто, а звезды вокруг глядели на это, как казалось, совершенно безучастно.
Ветер с океана, так громко завывавший во время моего прибытия, сник и замер. Ночь теперь была до невероятности тихой.
Первый выстрел прозвучал хлопком фейерверка, второй был как Божие благословение.
Мы ждали, но больше звуков не последовало — лишь тишина и далекий усталый плеск прибоя.
Я открыл дверцу Энджи, она влезла внутрь и, потянувшись, пока я обходил машину, толкнула дверцу с моей стороны.
Мы дали задний ход, развернулись, миновали подсвеченный фонтан и сторожевые дубы, объехали мини-лужайку с обледеневшей купальней для птиц. Когда под моим радиатором зашелестел белый гравий, Энджи вытащила коробочку пульта, которую нашла в доме, нажала кнопку, и тяжелые чугунные ворота с фамильным гербом и буквами «Т. С.» в центре его разомкнулись, не то приветствуя нас, не то прощаясь, — движение это можно было толковать как угодно, все зависело лишь от угла зрения.


Эпилог

О том, что произошло, мы узнали, лишь возвратившись из Мэна.
В ту же ночь, как мы оставили Тревора, мы поехали по побережью в Кейп-Элизабет, где поселились в бунгало с видом на океан в маленьком отеле, служащие которого были крайне удивлены прибытием хоть каких-то постояльцев до того, как стаял снег.
Мы не читали газет и не смотрели телевизор; мы вообще ничего не делали, лишь вывесили табличку «Просьба не беспокоить», заказали обслуживание в номер, а по утрам валялись в постели, наблюдая пенные барашки атлантических волн.
Дезире убила отца выстрелом в живот, а он прошил ей грудь пулей. Их нашли лежащими лицом друг к другу на паркетном полу, кровь сочилась из их тел, а волны прибоя лизали фундамент дома, который они делили в течение двадцати трех лет.
По слухам, полицейские были озадачены как трупом лакея в саду, так и тем, что отец с дочерью перед тем, как убить друг друга, были привязаны