С ней будет все в порядке. Врачи говорят...
— Но такой, как прежде, она уже не будет. — Крис видит, что Сутан отвела глаза. — Во всяком случае, в Тур де Франс мне больше не участвовать.
— Да, — подтвердила она. — С этим покончено.
Ну а тогда, подумал Крис, пропади все пропадом. Он откинулся на подушки и закрыл глаза.
— Все-таки, зачем ты здесь, Сутан?
— Я думала..., — она оборвала сама себя. Он слышит, как она расхаживает по комнате, очевидно, раздумывая. Наконец, говорит: — Ты написал одно письмо.
— Да, о Салот Саре и Камбодже. Я был в нашем посольстве в Париже, но никто там не хотел меня слушать. Поэтому я был вынужден написать Послу лично, небеспристрастное ходатайство за народ Камбоджи. Я рад, что письму дан ход.
— Ничего из этого не вышло. Расследование замяли, как я и предсказывала. — Она подняла на него глаза. — Ты бросил тень на моих родителей. Я предупреждала тебя, что этого не следует делать.
— Ну и что? — А, пропади этот Салот Сар, пропади Камбоджа, и пропадом пропади родители Сутан!
— А то! Ты ничего не достиг, а лишь сам влип в историю. Ты сам спросил меня, вот я и объясняю. Вот почему я здесь. Через несколько дней ты сможешь покинуть больницу. Как только тебя отпустят отсюда, немедленно беги из Франции.
Теперь он открыл глаза, и сразу же в памяти прозвучали ее слова: Если ты начнешь ходить куда не надо и болтать лишнее, то мой отец быстренько организует тебе скорую смерть! Но он уже слишком разозлился, чтобы промолчать и сейчас. — А то что?
У Сутан на глазах слезы.
— Я не хочу, чтобы тебе было плохо. — Она кусает губы, чтобы не расплакаться. — Вот я и пришла. Это все, что я могла для тебя сделать. Больше я ничего не могу тебе сказать. Я и так сказала слишком много.
Она идет к дверям, останавливается, вцепившись в стальную ручку, словно отпусти она ее, и сразу силы покинут ее и она упадет на пол.
— Тебе следовало выиграть гонку, Крис, — как-то устало произносит она. — В моей памяти ты навсегда останешься в желтой майке.
С ее уходом больничная палата сжалась до размеров тюремной камеры. Словно приступ клаустрофобии, подумал Крис. Стало трудно дышать. Лежа в своей постели, он задыхался и потел от страха.
В коридоре раздались чьи-то шаги. Он затаил дыхание и ждал, когда человек пройдет мимо палаты. Но он не прошел, а остановился у его двери. Наверно с ножом, подумал Крис, беспощадный и страшный, он пришел, чтобы заткнуть мне рот навеки. Вот она, моя скорая смерть.
Крис в ужасе пытается сесть в кровати, но, как в страшном сне, чувствует, что не может пошевелить и пальцем. Да уже и поздно что-либо делать. Дверь открывается настежь и заходит смуглый человек.
Он улыбается Крису и говорит:
— Я д-р Деверо. Ну, как мы себя сегодня чувствуем, мосье Хэй?


Часть II
Французский поцелуй

Время настоящее, весна
Провинция Шан — Нью-Йорк — Ницца — Париж — Турет-Сюр-Луп

Адмирал Джумбо, командир одной из вооруженных группировок, контролирующих опиумный бизнес в провинции Шан — опиумные бароны, как их называют американцы — посмотрел на своего помощника.
— Так сколько китайских солдат мы на сей день положили? — спросил он.
Могок осклабился, показывая вставленный вместо выбитого зуба рубин.
— Пятнадцать, — ответил он. — Пока.
Правительство КНР регулярно посылало в провинцию Шан отряды вооруженных солдат прочесывать джунгли в тщетных попытках искоренить невероятно прибыльную торговлю опиумом.
Адмирал Джумбо поднял свой автомат, буркнул:
— Маловато. У Генерала Киу на счету десятки убитых солдат. Я слыхал, он взял одного лейтенанта. Получил за него хороший джосс.
Адмирал Джумбо — это, конечно, прозвище. Как и большинство опиумных баронов, он был дезертировавшим офицером Китайской армии. Это был очень толстый человек, отсюда и прозвище. Толщина уважается на Востоке, почитаясь свидетельством большого во - присутствия духа. Поэтому он не обижался на прозвище, а, наоборот, сам и пустил его в обиход. А что касается «адмиральского» титула, то это — своего рода юмор, поскольку Китай никогда приличного флота не имел, да и вообще считается, что китайцы — самые скверные в мире матросы, и что их немилосердно выворачивает наизнанку, стоит им хоть чуть-чуть удалиться от берега.
Он бы крайне безобразен внешне — очень крупные черты на испещренном оспой лице. Одет в полотняные штаны и кожаную куртку —