он все время опасался, что его враги доберутся до него и убьют. Эта мысль ему покоя не давала до такой степени, что он постоянно тренировался и настоял, чтобы и я тренировалась вместе с ним. Он знает многие виды боевых искусств. Его духовная выучка просто поразительна: как Тибетские монахи, он может неделями находиться в состоянии анабиоза и ходить по огню.
Конечно, таким вещам он и не брался научить меня за какие-то месяцы или даже годы. Но он научил меня убивать. Я сопротивлялась, не желая этому учиться, и он однажды даже разозлился и выгнал меня из виллы. «И чтоб духу твоего здесь не было», — крикнул он мне. Но я вернулась. И делала то, чему он меня учил. Занималась я весьма прилежно, хотя мне было противно до тошноты изучать эти вещи. Ты даже не представляешь, сколько способов разработано для того, чтобы быстро убивать людей, Крис!
Дни шли за днями, недели сливались в месяцы, а месяцы — в годы. Никто не появлялся с замыслом убить Муна, но он все был во власти страха за свою жизнь и продолжал настаивать, чтобы и я не бросала занятия боевыми искусствами.
Очень немногие люди посещали его виллу. Ну, конечно, Терри, несколько камбоджийцев, эмигрировавших во Францию. Время от времени какая-нибудь девушка. Но никогда никто из его деловых партнеров. В этом он был кремень.
К моногамии у Муна склонности никогда не было. Но одна из его девушек появлялась на вилле чаще, чем другие. Она тоже из кхмеров, и Мун ее знал, когда еще жил в Камбодже. Они, фактически, выросли вместе, играли, плавали в Меконге, нежились в грязи на берегу, возможно, и любовью занимались с малых лет. Я ее очень смутно помнила. Пожалуй, преобладающей эмоцией во мне была ревность, когда я ее увидала на вилле. Посмотрел бы ты, как Мун таращился на нее!
Но она, со своей стороны, всегда была очень мила по отношению ко мне. Раз или два, помню, приносила мне подарки, когда приезжала на уик-энд на виллу: не хотела, чтобы я чувствовала себя забытой. Ее внимание еще больше распаляло мою ревность.
В один из уик-эндов — а это было во время самых жарких недель августа, и было жарко и душно, как в бане, — Мун объявил, что ждет ее. Они двое у меня уже в печенках сидели, и я сказала, что, пожалуй, поеду в Ниццу на пару дней. Он упросил меня остаться, но когда я увидала ее улыбающуюся рожу, я почувствовала дикое желание врезать ей хорошенько. Мне стало самой нехорошо от таких мыслей, и я уехала.
Уже вечерело, но было неимоверно жарко. Моя машина стояла целый день на солнце и, не успела я отъехать и на милю от виллы, как у меня потек радиатор.
Я поискала станцию техобслуживания или хотя бы заправочную станцию, где есть механик, но было уже слишком поздно. Все закрыто. Я вытащила из машины сумку с постельным бельем и ночнушкой и на попутке добралась до виллы. Никто мне не открыл ворота, но, к счастью, у меня был свой ключ, и я им воспользовалась, чтобы не звонить.
Их я нашла в библиотеке. Девушка Муна — его любовь с детских лет — подсыпала ему что-то в бренди, и он лежал на ковре. Лицо серое-серое. Без сознания или уже мертв — я не знала. А она стояла над ним, намотав на кулаки струну от пианино.
Сутан внезапно остановилась. Лицо ее было бледным, мученическим, как у пациента, которого врач заставляет рассказывать о травме, явившейся причиной жутких страданий. Крис было положил ей на плечо руку, но она нетерпеливым жестом сбросила ее, будто ее кожа была слишком чувствительной и не переносила прикосновений.
— Ну и что было дальше?
— Что? — Ее голос, повторивший вопрос, звучал удивительно глухо. — Я ее убила. Приблизилась к ней сзади, как меня учил Мун. Она не слышала, где ей! И сломала ей шею. Потом отвезла Муна в больницу. А потом чуть не покончила жизнь самоубийством.
— Что ты, Сутан! — Крис пришел в ужас. — Почему? Ты же спасала жизнь брата. Спасала себя, если на то пошло. Тебе не приходило в голову, что она бы и тебя убила при случае?
Глаза Сутан сверкнули.
— Это все неважно! — А потом эта вспышка быстро погасла. — Тебе этого не понять. — Ее голос звучал опять глухо.
— Так объясни мне тогда!
— И этого я не могу, — откликнулась она. — Понять это может только тот, кто сам убивал другого человека. — Она подняла на него глаза. — Но я тебя знаю, Крис. Тебе этого никогда не приходилось делать. Слава Богу, ты никогда не почувствуешь то, что чувствовала я тогда.
—