природная хитрость. С ним тоже шутки плохи.
У Терри появилось какое-то отсутствующее выражение на лице.
— Значит надо полагать, что Француза охраняют Красные Кхмеры?
— Да.
— А что у него есть такого, что тебе позарез нужно?
— То, что они здесь называют седьмым кругом ада, — ответил Вергилий. — Слезы мака.
Долгое время Терри ничего не говорит, только смотрит в туманную даль. Наконец, прерывает затянувшуюся паузу:
— А какая связь между Французом и опиумом?
— Не опиумом. Героином. — Вергилий вскрывает дыню, начинает резать ее на тоненькие ломтики боевым ножом. — Я уже тебе говорил, что Француз — умница. По словам Муна, он наладил связь с бирманцами и через них контролирует путепровод, по которому наши ребята снабжаются героинчиком.
— Новый способ убивать нас.
— Новый, — соглашается Вергилий, закладывая кусочек дыни себе в рот. — И, к тому же, радикальный.
Как раненый бегемот, переваливаясь, вползает хмурый день. Беспрестанная капель с листьев приветствует его запоздалый приход. Они приканчивают дыню и Вергилий выбрасывает корки.
— Значит, тебе нужен этот путепровод, — резюмирует Терри. — Так?
— Если опустить несущественные детали, так. Терри подымает глаза на Волшебника.
— Ты мне лгал, — говорит он. — Все это время ты действовал с фальшивой, личиной. — В голосе его нет обиды или горечи, в нем звучат, скорее, уважительные и даже благоговейные нотки. — И вовсе ты не из спецназа, и эта операция наша вовсе не в духе Дэниэла Буна. Майкл Эйланд понятия не имеет, где мы сейчас находимся, и уж, конечно, не планировал нашу экспедицию.
Вергилий пожимает плечами, не говоря ни слова.
— Переправка наркотиков не может быть отражена в планах работы медсанчасти войск спецназа. Она вообще не может быть частью работы какой-либо известной мне службы. — Как альпинист, выискивающий в горе место, куда можно поставить ногу при подъеме, так и Терри ищет в лице Волшебника намеков на то, как он воспринимает этот разговор. — Так на кого же ты работаешь, Вергилий?
Вонь гниющих растений так сильна, что, кажется, покрывает слизистую оболочку носа и мягкого нёба во рту какой-то противной пленкой. Еда становится неприятной работой, переставая доставлять удовольствие.
— Это не имеет никакого значения.
— Но героин имеет, Вергилий. Во всяком случае, в этой стране. Это мерзкое и паскудное зло.
— Согласен. И тебе следует гордиться тем, что ты участвуешь в этой экспедиции. Хочешь знать, почему?
— Что я хочу знать, так это то, каким образом ты собираешься использовать путепровод, когда заберешь его у Француза?
Вергилий прижался затылком к стволу дерева.
— Тебе надо бы в шахматы играть. Мясник. Никогда не встречал человека, думающего на столько ходов вперед.
— Я хочу ответа на свой вопрос.
— Хорошо. Взяв контроль над путепроводом, мы завернем его назад. Пусть коммунисты сами жрут эту гадость.
Терри молчит так долго, что Вергилий начинает беспокойно ерзать.
— Я так и слышу, как шестеренки у тебя в мозгу скрежещут. О чем ты думаешь?
— О том, сколько денег можно наскрести с этого говна.
— Ну и?
— Кому барыш достанется? Волшебник вытер руки о свои брюки.
— Знаешь, в чем твоя беда? Ты задаешь слишком много вопросов.
— Я не хочу принимать в этом участие, — отрезал Терри.
— Что?
— Ты меня слышал. Может, я поверил половине того, что ты тут мне наговорил, а, может, вовсе не поверил. В любом случае, это не так важно. Я выхожу из дела.
Лицо Вергилия посуровело.
— Послушай, приятель, когда ты записывался ко мне, ты записался на полный курс. В середине семестра не выходят.
— Еще как выходят! Выхожу к чертовой матери!
Волшебник пожимает плечами.
— Захотелось пулю в затылок?
— И кто же меня пристрелит? Ты, что ли? Прямо перед строем?
— Ты знаешь, что бывает за дезертирство в боевой обстановке?
— А ты знаешь, что такое объясняться с военным трибуналом? Когда все члены отряда дают показания? Можешь ты позволить роскошь придания этой секретной операции гласности?
— Все это так, — согласился Вергилий. — Только до трибунала дело не дойдет. Здесь, в этих диких краях, я царь и бог. Мясник. В руках моих ваша жизнь и смерть, и никто в отряде не может отрицать этого. — Он широко улыбнулся. — Похоже, у тебя нет выбора. Если ты, конечно, сам смерти не жаждешь.
Терри понимает, что Волшебник прав, но он также полагает, что возможен и третий