ему. У него не было причины ему не верить. Но в том месте, где-то между сном и бодрствованием, когда разум сонно жмурится, а дух — дышит, М. Мабюса посетил свернувшийся кольцами змей.
Его плоская, словно масляная голова поднялась над кольцами, разглядывая его, раздвоенный язык то втягивался, то вытягивался. «Чего ты хочешь? — спросил он голосом неземного существа. — Каковы твои желания?»
И М. Мабюс, осознавая, что находится в компании бога или богоподобного существа, ответил: «Во мне горит ненависть, которая, по сути своей, греховна. В моем сердце холодный ветер. Я хочу очистить свой дух».
И змей, обвив его своими кольцами, попросил: «Покажи мне его, и я его тебе почищу».
«К стыду своему, — признался М. Мабюс, — я искал его в себе, но не нашел».
Треугольная голова начала раскачиваться перед его лицом, и раздвоенный язык прикоснулся к его кончику носа. «Я сделал так, как ты просил», — сказал змей.
Не отрывая глаз от извивающейся, как змей, сплошной линии машин, М. Мабюс пересек разделительную полосу и, зайдя в телефонную будку, опустил в прорезь карточку из тонкого пластика, набрал номер, затем код допуска. Услышал гудки и почувствовал, пожалуй, впервые, что его окружают звуки и образы Ниццы.
Услышав в трубке знакомый голос, он назвал себя. Голос ассоциировался в его сознании с джунглями в огне напалма и рисовыми плантациями, покрытыми водой. — Я вернулся, — сообщил он, — Доминик Гуарда мертв, но его брату Сиву удалось уцелеть. Полиция помешала. А что касается Кристофера Хэя, то и здесь осечка: женщина вмешалась. Да, все еще жив. — Затем он выслушал, как всегда, очередные ценные указания.
Наконец он повесил трубку, повторил процедуру с пластиковой карточкой, но набрав другой номер. Сказал свое «зрасьте!» Мильо, выслушал, закрыв глаза темными очками от слепящего солнца, то, что тот ему сказал.
— Турет? — переспросил он. — Вы уверены? — Через минуты он кивнул. — Да, — подтвердил он. — Все понятно.
Опять пересек разделительную полосу, сел в машину и поехал в северном направлении. Туда, где его ждали горы.

* * *

Мун посмотрел многозначительно на Могока и сказал:
— Мне нужна женщина.
— Ничего нет проще, — откликнулся тот.
— Не просто женщина, — пояснил тот, — а необыкновенная женщина.
— Не думаешь ли ты, что с этим уточнением задача стала труднее?
— Нисколько, — ответил Мун. — Я просто пытаюсь выражаться как можно точнее.
Могок засмеялся, и рубин, вставленный у него вместо зуба, сверкнул, как огонек в ночи. Могок любил смеяться не только потому, что у него был веселый характер, но также потому, что это давало ему возможность пофорсить своим роскошным рубином. После убийства Ма Линг, организованного Генералом Киу, обстановка в лагере не располагала к веселью, да и у него самого от этого в душе образовалась какая-то пустота. До чего же приятно, подумал он, быть в состоянии хотя бы посмеяться. Спасибо за это Муну.
— У меня есть на примете одна, — сказал Могок. — Ее отец у меня в долгу. Сейчас он загребает большие деньги, работая с Адмиралом Джумбо, и все благодаря мне. Так что он сделает для меня все, что попрошу.
Мун кивнул.
— Давай ее сюда.
Когда Могок вернулся минут двадцать спустя, он вел за собой, как на буксире, девушку. Ей было, наверно, лет четырнадцать, а, может, даже меньше. Тем лучше, подумал Мун. Она была очень красива, с темными глазами с поволокой, со стройной, грациозной шеей, с невероятно густыми волосами.
— Годится, — сказал Мун, скрывая удовольствие под маской безразличия. Было бы неосмотрительно показывать Могоку свои чувства, поскольку это обошлось бы Муну в дополнительную плату, а он, будучи рожден и воспитан в Азии, привык никогда не платить тому, кого считал своим должником.
— Ну и что ты с ней собираешься делать? — спросил Могок, наблюдая, как Мун ходит кругами вокруг девушки.
— Зажги огонь, — изрек Мун, — и жди, когда кто-нибудь загорится. — Затем он усадил девушку, велел принести чай и что-нибудь поесть. Она ела с большим аппетитом, не ломаясь, как маленький зверек. Когда и Мун насытился, он велел унести грязную посуду. А потом начал рассказывать девушке свои тайны. Он ей сказал, что его основной промысел — не торговля слезами мака, как здесь все считают, а сбор информации для коммунистического Китая.
Там, за границей, весьма встревожены ростом могущества и боеспособности отряда