четкостью, характерной для движений хирурга. — Мне кажется, м-р Хэй, у вас есть что-то на уме. Не будете ли вы так любезны сказать, что именно?
— По правде говоря, — ответил Крис, — я пришел сюда не для того, чтобы подбирать чьи-то объедки. Я пришел, чтобы создать себе репутацию. Полагаю, что у любой юридической фирмы — в том числе и у фирмы Стейнер, Макдоуэлл и Файн — есть масса перспективных дел, которым не уделяется должного внимания. От многих просто отказываются, потому что они кажутся настолько безнадежными, что никто не хочет за них браться. Честно говоря, сэр, я считаю это неправильным.
И затем Крис начал отстаивать свой излюбленный тезис о том, что каждый человек имеет право на компетентную и добросовестную защиту в суде, с тем красноречием и убедительностью, с каким он отстаивал своих гипотетических подзащитных на занятиях в университете.
— Надеюсь, вы знаете, на что себя обрекаете, м-р Хэй — сказал Стейнер.
— Знаю, сэр. Я об этом много думал.
— Должен вас предупредить со всей ответственностью, что многие ваши коллеги не разделяют вашей эгалитаристской интерпретации закона, исходящей из тезиса о всеобщем равенстве.
Крис, знал, что Стейнер говорит о других старших партнерах фирмы. — Без равенства нет правосудия, сэр, — сказал он упрямо.
Стейнер недовольно буркнул свое «поживем — увидим».
Пять лет Крис трудился в траншеях Нью-йоркского подземного лабиринта, известного как «Круги ада». Он начал с небольших, но не незначительных дел, которые не взяла бы на себя никакая другая фирма. К удивлению многих — и, соответственно, к зависти — он их выиграл. Скоро он уже успешно справлялся с более крупными и более сложными делами.
Крис работал, не покладая рук. В течение нескольких лет он стал настолько известен, что средства массовой информации начали освещать его деятельность. Еще когда заканчивался первый год пребывания Криса в фирме, в его офис вошел Стейнер и сказал: «В тебе есть божий дар, Крис. Я бы назвал это обтянутым бархатом молоточком, которым ты вколачиваешь в неповоротливые мозги присяжных то, что тебе надо. Они верят тебе. Они видят тебя, а не твоего подзащитного. Они слышат каждое твое слово».
Крис продолжал выигрывать одно дело за другим. Скоро он был нарасхват, и его время уже ему не принадлежало. Вот тогда он и решил открыть свою собственную фирму на Парк-Авеню, подобрав с большим тщанием собственных помощников и клерков, но, по настоянию Макса Стейнера, оставаясь консультантом своей старой фирмы, которая отпустила его с большой неохотой.
Все это было восемнадцать месяцев назад. А потом в его офис вошел Маркус Гейбл, и все пошло прахом: он возненавидел свою профессию.
Этот Маркус Гейбл и был тем человеком, который теперь стоял рядом с Крисом Хэем, ожидая вердикта суда присяжных. Над ним тяготело обвинение в убийстве его жены Линды, которая, по его словам, погибла в результате неосторожного обращения с пистолетом, на ношение которого у него было соответствующее разрешение. Она не умела им пользоваться, заявил он, и вообще ненавидела огнестрельное оружие. Желая убрать его из спальни, она вытаскивала пистолет из ящика туалетного столика у кровати, когда он самопроизвольно разрядился, убив ее на месте.
Обвинение же настаивало, что Линда Гейбл, узнав о том, что муж ей изменяет, затеяла ссору. Ссора перешла в драку, во время которой Гейбл достал пистолет и застрелил свою жену.
Допросив многих свидетелей, Аликс Лэйн, помощник прокурора округа, убедительно доказала, что Маркус Гейбл имел взрывной характер и что его было легко вывести из себя. Обвинение также установило, что Гейбл проводил много времени в маленькой квартире, которую он снимал в Манхеттене, явно предпочитая ее роскошным апартаментам на Пятой Авеню, где они жили с женой. В этом обвинение видело косвенное доказательство того, что у Гейбла была любовница.
Со своей стороны, Крис установил с помощью множества свидетелей, что характер бизнеса, которым занимался Гейбл, а, именно, торговля товарами повышенного спроса, являлся причиной его ненормированного рабочего дня. Более того, его ориентированность на внешний рынок — особенно, в секторе Тихоокеанского региона — вынуждала его работать по ночам. Маркус Гейбл взял себе за правило не заниматься делами дома, чтобы не превращать жизнь жены в ад своими длительными и сложными переговорами с заокеанскими