оглянулись одновременно. Из кухни вышел мальчик с взъерошенными волосами и непропорциональными чертами лица, характерными для ранней юности. В одной руке у него был кусок недоеденной пиццы, в другой — банка кока-колы. — Ты собираешься возвращаться?
Аликс улыбнулась, и лицо у нее сразу преобразилось. Лицо мадонны с полотна какого-нибудь прерафаэлита. Он сразу же вспомнил, как увидел ее впервые в зале суда. Как у него тогда вдруг забилось сердце! Как поразила его тогда ее красота! В ней не было ничего от типичных американских красоток, которых можно увидеть на обложках журналов и на экране телевизора. Рот немного широковат, на переносице высыпали веснушки, щеки немного полноваты, и носик с небольшой горбинкой. Но в комплексе эти детали переставали быть недостатками, а, наоборот, наделяли Аликс какой-то органичной красотой. Ее лицо волновало кровь.
— Немного погодя, — ответила она. — Дорогой, это Кристофер Хэй. Кристофер, это мой сынишка Дэн.
Крис привстал, протянул руку. — Привет! — Потом осознал, что обе руки у мальчика заняты, и опустил свою.
Дэн отхлебнул коки из своей банки.
— Вы тот самый Кристофер Хэй? Адвокат?
— Пожалуй, тот самый, — ответил Крис. Лицо мальчика расплылось в улыбке. — Вот здорово! В своем домашнем сочинении в прошлом семестре я писал про вас, и как вы выступаете в суде. Мне мама помогала. Очень приятно познакомиться!
— Мне тоже приятно, — ответил Крис.
— Очевидно, я имею успех даже здесь. А я и не знал, что ты замужем.
— Теперь не замужем, — поправила Аликс.
— А сын — он на совместном попечении?
— Был. — Она посмотрела ему прямо в глаза, потом притронулась к горбинке на носу. — А потом его папаша избил меня так, что сломал нос. И я подала на него в суд и добилась полной опеки над малышом. Теперь мой бывший муж не имеет права приближаться ни ко мне, ни к моему сыну.
— Это не очень хорошо. Мальчику нужен отец.
Они стояли посередине гостиной. Из кухни доносились звуки рок-музыки: это Дэн включил МТБ.
Крис посмотрел вокруг: яркие занавески на окнах, по-умному маскирующие стекла с налетом вездесущей Нью-йоркской грязи, забитые книгами шкафы, стеклянный кофейный столик, индийский хлопчатобумажный ковер на полу, старое, поцарапанное пианино в углу рядом с бронзовым торшером. Над ним — старая, выцветшая фотография деревянного загородного дома, напротив которого рос раскидистый дуб. Маленькая девочка с косичками — возможно, Аликс в детстве — сидела на ветке и смотрела в объектив со слишком серьезным для ребенка выражением. За ней, в тени дерева, силуэт высокого, сухопарого человека с солдатской выправкой.
— В твоей квартире одна спальня?
Аликс кивнула.
— В ней спит Дэн. — Она указала рукой. — А моя кровать — вот она. Ты на ней недавно сидел.
— Я вижу, муниципалитет не слишком щедро платит своим служащим.
Она вскинула голову.
— Мне здесь нравится. И Дэну тоже. Я понимаю, что моя квартирка кажется крошечной по сравнению с твоей. Но это мой дом.
— Здесь мило, — сказал Крис, снова садясь. — Мне здесь тоже нравится. В прошлый раз не понравилось.
— Ты здесь уже был? — Аликс села на кресло, покрытое материей, хорошо сочетающейся по цвету с покрывалом в тропических цветах. — Интересно, когда?
— Помнишь свое новоселье? Я приходил сюда с Брэмом Страйкером.
— Ты приятель Брэма?
— Иногда встречаемся от нечего делать, — ответил Крис.
— Он занимался моим разводом и выцарапал для меня полную опеку над Дэном, когда тот подонок сломал мне нос.
— А-а-а, понятно.
— Что тебе понятно?
Крис поставил свой стакан. На голодный желудок — он не ел ничего после «праздничной» трапезы с Маркусом Гейблом — водка быстро подействовала. — Просто а-а-а, и больше ничего. — Он встал, прошелся по комнате. Его так и подмывало сказать или сделать то, о чем он потом, возможно, пожалеет.
— Так значит, Брэм и с тебя часть гонорара взял натурой?
Аликс так и подскочила.
— А ты, однако, нахал. И лезешь не в свое дело.
Он повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.
— Мой отец сказал мне именно эти слова, когда я ему сказал, что знаю о том, что он изменяет моей матери. — Он улыбнулся. Он чувствовал себя, как, наверно, чувствует себя корабль, порвавший якорные цепи и мчащийся на всех парусах прочь от земли. Наконец, свободен. — Я сказал ему, что она моя мать, и дело, следовательно, — мое, и ударил его по лицу. Я тебе говорил,