дурачком, Сив прогонял страх Чана и апеллировал к его всегдашнему желанию держать в страхе всех людей вокруг.
Дракон упивался своей властью над безмозглым полицейским, которого он заманил в ловушку, и получал от этого даже больше удовольствия, чем от той китаяночки. Это хорошо, думал Сив, потому что это отвлекало его внимание от окна, о котором он никогда не забывал в то время, когда был объят страхом. И он не знал, что люди Сива уже подобрались к окну по пожарной лестнице. Он заметил их только тогда, когда они уже ввалились в комнату.
Тогда Дракон стремительно развернулся, вскинув вверх руку, в которой был зажат нож. Сив немедленно перехватил эту руку и, заведя ее ему за спину, резко повернул, услыхав хруст ломаемой кости.
Дракон вскрикнул и, поворачиваясь к нему, нанес ему удар в грудь локтем левой руки.
Не обращая внимания на боль. Сив ответил двумя сильными ударами распрямленной кистью руки в район печени, которые заставили противника согнуться пополам и затем упасть к ногам Сива.
— Все в порядке, лейтенант? — спросил один из его людей.
Сив кивнул.
— А как те двое полицейских? — спросил он.
— Убиты наповал, — ответил другой из его подчиненных.
— А Ху? — Это было имя члена его команды, который ворвался в комнату, заслышав выстрелы.
— Умер.
— Господи Иисусе! — В глазах Сива были слезы. Ричарду Ху было только 22 года. В прошлом месяце Сив был у него в гостях: тот хотел познакомить его со своей женой и пятимесячной дочерью.
— Присмотрите за остальными, — попросил он своих людей. — Немедленно вызовите врача: девушка, по-видимому, серьезно пострадала. И, конечно, группу экспертов вместе со следователем. — Они пошли выполнять его поручения.
Сив склонился над девушкой, осторожно приподнял ее за плечи и впервые взглянул ей в лицо. Не больше шестнадцати, с грустью подумал он.
Девушка открыла глаза и испуганно повела ими. Взгляд затравленного животного. Опять закричала, но он поспешил ее успокоить. — Ты в безопасности. Я — служащий полиции. Теперь все будет в порядке. — Потом повторил это по-английски.
Раздались приближающиеся звуки сирены: прибыла машина скорой помощи. Тут не одна машина потребуется, а целый караван, подумал он.
— Сестричка, как тебя зовут? — спросил он, используя самую ласкательную форму обращения, которая была в кантонском диалекте.
— Лей-фа, — ответила она. Цветущая слива. Сказала ему свое настоящее имя, а не английскую кличку. Доверяет, значит.
Лей-фа прижалась к нему, вся дрожа.
— Мне холодно, — прошептала она.
Он прижал ее крепче, поднял глаза на одного из своих людей.
— Где этот чертов доктор?
— Сейчас приведу, — пообещал тот. Все больше и больше людей заходило в комнату, но врача среди них не было. Лей-фа начала беспокойно хныкать. Сив гладил ее волосы, в которых колтуном запеклась кровь. Он не знал, насколько серьезна ее рана, и беспокоился за нее очень.
Наконец появился врач, да не один, а с двумя санитарами с носилками наготове. Человек, которого Сив посылал за врачом, позаботился обо всем.
— Не бросай меня, старший брат, прошу тебя, — прошептала девушка. Она опустила голову ему на колени и ее огромные, светящиеся глаза смотрели на него с такой доверчивостью, что у него защемило сердце. Как будто она была его дочкой.
Девушка не хотела отпускать его, и Сив шел рядом с носилками до самого низа, держа ее за руку. Временами ее била сильная дрожь, и Сив думал, о Господи, как она только держится.
Они прошли через полицейские заслоны, через толпу людей, которых можно было разделить на две категории: на просто любопытных и неприлично любопытных, беспокойно гудящих, как театралы перед началом спектакля. Странно, подумал он, почему это смерть человека вызывает в других людях самое худшее? Почему вид крови и торчащей кости вызывает в них приятное возбуждение? Уж не развязывает ли это, как подозревал Сив, какие-то древние, дремлющие в человеке инстинкты? Как будто какая-то темная, древнейшая часть человеческого мозга возбуждается при виде травмы или иного человеческого страдания.
Всю дорогу до самой больницы Бикмена в центре города Сив держал ее за руку, шептал в ухо слова утешения, пока врач обрабатывал ее другое ухо.
Он отпустил ее руку только в дверях операционной, да и то только потому, что хирург все равно не впустил бы его. Хрупкие пальчики Лей-фа выскользнули из его загрубевшей