тогда они дольше летают. Сколько длится улет после крэка? Две-три минуты. А потом начинается отходняк, и ты чувствуешь себя куском дерьма. А если лакирнуть героинчиком, а потом затянуться, то балдеешь целых три часа.
— Я уже сказал: вы не открыли Америки, — парировал Морено. — Даже до появления крэка люди разогревали в фольге кокаиновый порошок и героин, а затем всасывали смесь через соломинку.
— И это что, лучше, чем «лунный камень» размером с полкусочка сахара? Который можно купить по доллару за порцию и курить до посинения? Если мы станем поставлять «лунный камень» в больших количествах, его будет курить вся страна. Что я предлагаю вам, Морено, — пинок под зад? Я предлагаю вам больше денег, чем...
— И все же я вижу определенную долю риска.
— Поверьте, доля риска вырастет значительно больше, если вы...
— Я имею в виду коммерческий риск. Никто не даст гарантии, что тот или иной вид наркотика обязательно станет популярным. «Лунный камень» известен давно...
— Но не в таких количествах.
— Кроме того, многие любители крэка предпочитают сами смешивать свою дозу. Можно достать очень хороший «китайский снег», семидесятипяти— и даже девяностопроцентный.
— Конечно, но почем? А порция крэка стоит семьдесят пять центов!
— Не спорю, крэк сейчас дешев.
— Мы начнем торговать «лунным камнем» по доллару, а когда он приживется, поднимем цены до какого угодно уровня.
— Если он приживется.
— Если нет, я отдам вам свою долю в сделке, идет?
— Вы настолько уверены?
— Да, уверен.
Морено погрузился в задумчивое молчание.
— Итальянцы обеспечивают перевозку в оба конца? — наконец, спросил он.
— В оба.
— И берут на себя обработку?
— Более того. Обработку, распространение по Европе, доставку товара к нам для распространения в Америке. Вам не придется делать ничего нового. Только получить в подарок треть огромного рынка, который мы...
— Шестьдесят процентов, — объявил Морено.
— Невозможно.
— Меня устраивает только такой вариант.
— На это никто не пойдет.
— Тогда сделка не состоится. Очень жаль.
— Я пришел сюда, готовый предложить вам...
— Шестьдесят процентов от общей прибыли. Вы с китайцами можете разделить между собой остальные сорок процентов, как вам угодно.
— В знак моей доброй воли, я готов был поднять вашу долю до сорока вместо первоначальных тридцати процентов. Но...
— Если я упаду ниже пятидесяти пяти, я пойду на убытки.
— Сорок пять, и по рукам.
— Пятьдесят. Ниже я не опущусь.
Эндрю тяжело вздохнул.
— Договорились, — объявил он, и они обменялись рукопожатием.
— Вы действительно мудрая старая змея, — улыбнулся Эндрю.
— А вы — хитрая молодая лисица, — вернул улыбку Морено.
Про себя Эндрю уже подписал испанцу смертный приговор.

* * *

Наступила последняя среда января.
Когда она вышла из здания школы, к ней подошел незнакомый мужчина. Сара не знала, сколько времени он дожидался ее. Он явно не походил на ненормального, к тому же обратился к ней по имени.
— Здравствуйте, миссис Уэллес, — сказал он. — Меня зовут Билли. Мне поручили подвезти вас.
Часы показывали десять минут пятого.
Она сама не знала, почему она безропотно согласилась. Эндрю не позвонил во вторник, как обещал — или угрожал. А сегодня пожалуйста — машина и презентабельный молодой человек по имени Билли, который предупредительно распахнул перед ней дверцу, а затем уселся на водительское место. Повернув ключ зажигания, он сказал:
— Я ждал начиная с трех часов. Я не знал, когда вы выйдете.
Она промолчала. Не спросила, ни кто послал машину, ни куда они едут, просто откинулась на кожаную спинку сиденья и уставилась в темноту вечернего города, густой стеной обступившую машину. Судя по значку на панели, лимузин назывался «Линкольн-континенталь». Странно, но ей хотелось сразу же позвонить Майклу и наврать ему про очередное учительское собрание, после которого она вернется домой не раньше половины девятого-девяти.
— Мне вас очень точно описали, — заметил Билли.
Интересно, как ее описали. Она не спросила.
Он высадил ее метрах в пяти от голубой двери на Мотт-стрит. За углом детективы Реган и Лаундес не сводили глаз с лавки портного. Они не видели Сару, когда она входила в дом.
Она сразу же бросилась в объятия Эндрю. Ее уже ничего не удивляло. Знакомое прикосновение его рук. Он гладит ее щеки, грудь. Его пальцы скользнули под свитер и расстегнули