каблуках и в шелковых платьях, за двадцатку делающие минет. Ее привычные уши воспринимали самые грязные ругательства как обычный шумовой фон. Ее внимание не привлекали ни вой полицейских сирен, ни рев пожарных машин, ни грохот выстрелов, ни царящая вокруг ненависть. Пылающая ненависть, которая холодным пеплом оседала у нее в душе. Ей хотелось стать девушкой-лилией из стихотворения Элиота, с тяжелыми от воды волосами, безмолвной, неподвижной, не живой и не мертвой, равнодушной ко всему. Он писал о странных образах, возникающих в преломлении солнечных лучей. Он писал о воплях ужаса, раздающихся в царстве песков. Лоретта шла одна и полной грудью вдыхала вечерний воздух, особенно сладкий в начале лета. Ей хотелось бы, чтобы Сара Фитц Уэллес объяснила ей, какая трава может вырасти, какие деревья могут зазеленеть на этой каменной помойке.

* * *

Девятого июня, за день до того, как ганноверская и прочие частные школы Нью-Йорка распустят детей на летние каникулы, Вайнона Вейнгартен села в автобус, доехала от своего дома на Семьдесят пятой улице до Морнингсайдского парка и пошла по аллее пешком в направлении старого каменного здания школы, спрятавшегося за собором.
Стояла замечательная погода. Такие дни нередко выпадают в Нью-Йорке в начале лета — пронзительно голубое небо, чистый и прохладный воздух. Вайнона была в школьной форме — короткая плиссированная юбка, белая блузка и синий пиджак с эмблемой школы, вышитой на кармане.
— Эй, детка, — раздался голос.
Она обернулась.
На скамейке парка сидел чернокожий мужчина.
— Хочешь попробовать кое-что новенькое? — спросил он. — Улетишь выше луны.
— Нет, спасибо, — ответила Вайнона.
— Всего один доллар, — дружелюбно улыбнулся незнакомец.
Вайнона покачала головой и прибавила шагу.
Но сердечко у нее в груди забилось сильнее.
«Интересно, придет ли он сюда завтра?»