Сволочи.
Э.Ф.: Микалино тоже волнуется.
Р.Ф.: Я с ним поговорю.
Э.Ф.: Успокой его, убеди, что со мной все обойдется. Он очень беспокоится.
Р.Ф.: Естественно. Главное, ты не беспокойся, Энти. Ничего с тобой не случится.
Э.Ф.: Конечно.
Р.Ф.: Ты меня слышишь?
Э.Ф.: Да-да, спасибо, Руди.
Р.Ф.: Я поговорю с Лино.
Вот опять. В первый раз Микалино, а сейчас просто Лино, с большой буквы. Судя по всему, оператор набрал это слово с прописной буквы по собственной инициативе или по подсказке детектива, который прослушивал разговор во время записи. На стрелке Фрэнки Палумбо и Джимми Анджелли Майклу и Джорджи показалось, что было произнесено имя Лена. Оператор, переводивший пленки дела Фавиола на диск компьютера, набрал Л-Е-Н-О, когда дошел до разговора в декабре 1991 года относительно рождественских подарков. А теперь — Л-И-Н-О, как в Мик-а-лино, так и в Лино. Интересно, а что было на пленке? Если сейчас оператор не ошибся, значит, никакой Лены нет. Майкл задумался, не взяться ли ему за прослушивание пленок. Но потом продолжил чтение.
На следующий раз буквы Л-И-Н-О попались ему на глаза при чтении записи телефонного разговора между Энтони Фавиолой и его женой Тесси в августе, вскоре после начала суда. Фавиола звонил из клуба «Сорренто», где было заблаговременно установлено несколько «жучков» и который он называл в разговоре просто «Клуб». Тесси говорила из Стонингтона, со свободного от прослушивания домашнего телефона. Прежде чем детективы прекратили прослушивание частного разговора между мужем и женой, аппаратура успела зафиксировать следующее.
Э.Ф.: Мне нужно еще решить здесь, в Клубе, несколько вопросов, а потом я еду домой.
Т.Ф.: Езжай поаккуратнее, на улицах столько машин.
Э.Ф.: Да, не беспокойся.
Т.Ф.: Во сколько тебя ждать?
Э.Ф.: В шесть — полседьмого. В любом случае к ужину я успею.
В семье Фавиола так и не прижилась американская привычка называть вечерний прием пищи обедом, а не ужином.
Э.Ф.: Лино придет?
Т.Ф.: Он уже здесь.
Э.Ф.: Вот как? Хорошо. Передай ему, что я еду, хорошо?
Т.Ф.: Только езжай поосторожней.
Снова Лино. Желанный гость в неприступной коннектикутской крепости Фавиола. Лино. Сокращенное от Микалино? Или на пленках звучало Мишелино? Так могли ласково называть человека по имени Майкл. Что, если все дело в недостаточной внимательности машинистки? Итальянский акцент говорящих вполне мог превратить его имя в нечто вроде Микель. Кому это знать, как не Майклу, которого самого называли в Италии именно таким образом в тот единственный раз, когда он туда попал?
Майкл.
Микель.
Микелино.
Маленький Майкл.
Среди детей и внуков Энтони Фавиолы нет ни одного Майкла. Точно так же в материалах суда ни разу не проходил человек под таким именем. Если кто-нибудь и наткнулся на какого-нибудь Майкла или Маленького Майкла в процессе подготовки многотомного дела Энтони Фавиолы, то не придал этому значения. До сего момента.
А теперь официант из Куинса, задолжавший манхэттенскому ростовщику, согласился отнести посылку с наркотиками и попал в полицейскую ловушку. А когда два капо стали обсуждать между собой, как с ним дальше поступить, бригадир из клана Фавиола заявил, что должен посоветоваться с кем-то, кого зовут Лена — как Майклу тогда показалось. Но Лена превратился в Лено, а затем в Микалино, Мишелино и Маленького Майкла.
Он прослушал пленки.
Имя действительно произносилось на итальянский манер, Микелино. Просто воспитанная на классическом английском машинистка не придала этому значения. Значит, Микелино.
Маленький Майкл.
«Снова начинается», — вздохнул Майкл и вновь углубился в бумаги.

* * *

В определенных кругах Алонсо Морена пользовался известностью под прозвищем Кулебра, что значит «Змея». Эндрю подумал, что такой кличкой он обязан скорее своим деловым качествам, нежели внешности. Его можно было даже назвать красивым.
Сидя на верхней палубе сорокафутовой яхты класса «Гранд Бэнкс», не слишком быстроходного судна — но ведь гонки на скорость вышли из моды в наши дни, — Морено предложил Эндрю сигарету, пожал плечами, когда тот отказался, закурил сам и вежливо пустил струю дыма в противоположную от гостя сторону. Затем снова повернулся к Эндрю и заявил:
— Я уже сказал вашим людям — нет.
Яркое утреннее солнце отражалось в стеклах его темных очков. Он щелкнул пальцами, привлекая внимание