есть пленки. Ей хотелось позвонить Эндрю и спросить его: неужели это правда, как такое возможно? Но нет, конечно, все верно...
— Итак, я предлагаю тебе сделку, — объявил Майкл. — Все очень просто.
Его голос вдруг изменился. В нем появилась холодная отстраненность профессионального сыщика.
— Если ты предоставишь нужную мне информацию, Молли никогда не узнает правды. Мы разведемся, поровну поделим родительские права, и каждый заживет своей жизнью. Если же ты откажешься сотрудничать...
— Не путай меня со своими бандитами, — сказала она.
— Если ты откажешься сотрудничать, я при разводе дам судьям прослушать эти пленки, и тебя признают недостойной матерью...
— Ты не сделаешь этого.
— ...лишат родительских прав...
— Послушай, — перебила она, — не смей...
— ...и ты никогда больше не увидишь Молли.
— ...угрожать мне!
Ее вдруг охватила дрожь. «Моя дочь?» — пронеслось у нее в голове.
— Ты угрожаешь, что отнимешь у меня мою дочь? Мою Молли, сукин ты сын? Что же ты за человек?..
— Теперь о том, чего хочу я, — продолжал он. — Ты...
— Не смей предлагать мне сделки! — вскричала она. — Я не преступница!
— Вот как? — переспросил он.
Конечно, она и сама знала: она преступница. Более того, она совершила самую непростительную для любого преступника оплошность — попалась с поличным. Он буквально схватил ее за руку.
— Мне все равно, как ты это сделаешь, — говорил он. — И я не собираюсь тебе ничего советовать. Придумывай сама. — По тому, как он произнес последние слова — отчетливо и медленно, ей сразу стало ясно, что он прикрывает себя. Как опытный юрист, страхуется от возможных в будущем обвинений. — Мое дело состоит в том, чтобы отправить Фавиолу за решетку, — заявил он. — Я хочу, чтобы ты его разговорила, вот и все.
Она опять обратила внимание, что он даже мельком, даже мимоходом не посоветовал ей, как добиться цели. Казалось, он стер из памяти факт ее неверности, абсолютно забыл, что она уже занималась любовью с тем человеком, и вроде бы даже не допускает возможности, что для получения дальнейшей информации ей придется снова лечь с ним в постель. Даже здесь, на улице, где никто не мог их подслушать, он не хотел вслух признать, что в планируемой операции главным инструментом является секс, не хотел хотя бы намекнуть, что для того, чтобы направить разговор в нужное русло, Саре придется вступить в преступную связь другого сорта. Им явно руководили какие-то соображения, только она не знала какие.
— Пусть опишет все в деталях, — инструктировал ее Майкл. — Пусть опишет все замечательные вещи, к которым он имеет отношение.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказала Сара.
— Получится, Сара. — Ее имя он произнес с непередаваемым отвращением. — Уж постарайся. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что за женщина ее мать.
— Не угрожай мне! — вскричала она снова, на сей раз почти в полный голос и, сжав кулаки, повернулась к нему лицом. Она готова была его убить, если он еще раз посмеет использовать Молли для того, чтобы...
— Вот как? — саркастически приподнял бровь Майкл.
Они стояли посреди тротуара, молча и с ненавистью глядя друг на друга. Сару била мелкая дрожь, Майкл смотрел на нее сверху вниз так, как он, наверное, множество раз смотрел у себя в кабинете на преступников — пренебрежительно, осуждающе, зная, что она у него в руках, что он может делать с ней что хочет. Гневная усмешка мелькнула на миг в уголках его рта и в глазах. Толпа обтекала их со всех сторон. Никому не было до них дела в этом городе незнакомцев.
Потом Майкл повернулся и снова зашагал вперед, не сомневаясь, что она последует за ним. Побежденная, она поплелась сзади, пытаясь подстроиться под его широкие шаги.
Он объяснил ей, какого рода информацию следует получить от своего приятеля. Он называл Эндрю только так — ее приятель. Каждый раз, когда он произносил эти слова, все то, что случилось с ней за последние полгода, представало чем-то грязным и дешевым. Ее приятель. Так вот, значит, к чему все в конце концов свелось? Неужели Эндрю — просто «приятель»? И ей теперь придется сделать все, что требует ее муж ради того, чтобы утаить эту грязную и дешевую, омерзительную и позорную правду от своей дочери? Она не понимала, кем надо быть, чтобы оказаться способным на подобные угрозы. Если уж на то пошло, кем надо быть, чтобы ни на минуту не допустить,