на очень зыбкую почву, — но если там однажды установили «жучки», то могут установить их и еще раз. Твой отец сидит в тюрьме потому, что кто-то подслушивал его там, где он не боялся прослушивания.
Эндрю молчал.
— Скажи нам, кто эти девушки. Мы не станем поднимать шума. Только выясним, поспрашиваем. Узнаем, кто есть кто, и все. Не обижайся.
— Я не обиделся, — ответил Эндрю. — Но я не хочу, чтобы кто-нибудь чего-нибудь выяснял. Я сам все выясню.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Я же сказал: я не обиделся.
— В тот день мы говорили об убийстве, — тихо сказал Пети.
— Помню.
— Мы обсуждали, как замочить того поганого испашку! — спохватился Бобби.
— Положение очень серьезное, — повторил Пети.
— Его убили в чужой стране, два иностранца, о которых мы никогда и слыхом не слыхивали, — отмахнулся Эндрю. — Мы к его смерти не имеем никакого отношения.
— Ты приказал замочить его, — мягко напомнил Пети.
— Наплевать.
— Ну, я не законник, — покачал головой Пети, — но когда к этим педикам попадает то, о чем мы говорим между собой, они находят способы наматывать нам сроки.
— Если они наскребут на обвинение по трем пунктам, — сказал Бобби, — то мы в...
— И двух хватит, — уточнил Пети.
— И светит каждому из нас четвертак по минимуму.
— Мы не знаем, что у них на нас есть, — напомнил Эндрю. — Может, они установили «жучки» только вчера.
— Или они стояли там испокон веков, — возразил Пети.
— Может, они как раз сейчас пишут обвинительное заключение, — махнул рукой Бобби.
Все трое замолчали. Они шли бок о бок солнечным весенним днем, и каждый про себя переживал и пытался припомнить, о чем же именно они говорили в то время, как кто-то где-то сидел и подслушивал. В молчании они достигли Брум-стрит. Когда они свернули за угол, Бобби спросил:
— А может, они завербовали Бенни, который гладил одежду? Или нового паренька, как там его?
— Марио, — подсказал Пети.
— Не думаю, чтобы они стали вербовать гладильщиков, — мотнул головой Эндрю.
— Тогда как они туда пролезли? — спросил Бобби.
— "Жучки" по всей квартире, — подхватил Пети. — Как им такое удалось?
— Ты ведь не давал ключ от дома какой-нибудь из своих телок? — встрепенулся Бобби.
— Нет, — сказал Эндрю.
— Потому что как-то ведь они вошли.
— У них есть свои способы, — пояснил Пети. — Они еще большие жулики, чем те, кого ловят.
— Но с ключом-то попроще.
— Ключа я никому не давал.
— Забавно, если одна из них окажется легавой, — протянул Бобби.
— Очень, — сухо бросил Пети.
— Утоплю в канализации, суку, — пообещал Бобби и огляделся по сторонам. — Никто не хочет «хот-дог»? — спросил он.

* * *

Наступила среда, привычный день их встреч. Утром Майкл сказал ей, что все должно идти как обычно. Если она действительно не рассказала ему о существовании резервной системы подслушивающих устройств...
— Нет, не рассказала, — перебила она.
— Надеюсь. Иначе...
— Хватит мне угрожать.
— Ты у меня на крючке, — напомнил Майкл.
И вот она здесь. Пойманная на крючок. Сперва она чувствовала себя скованной. Испуганной. Взволнованной. Она не сомневалась, что этот человек, о котором она наконец узнала правду, вызовет у нее отвращение. Но сейчас, лежа в ее объятиях, он ничем не напоминал гангстера. Эндрю. Ее Эндрю, и все. И Сара опять задалась вопросом: что же она из себя представляет на самом деле?
Иначе Молли узнает, что из себя представляет ее мать. Так сказал Майкл.
Так что же она из себя представляет?
«Нет, эта роль не для меня, — подумала она. — Я не гожусь в осведомители. Сейчас, лежа рядом с ним, мне хочется признаться в своем предательстве. Что, если он начнет рассказывать, как кого-то убил? Или как его отец приказал убить кого-то? Яблочко от яблони недалеко падает. „Я многих велел убить, разве ты не знала, Сара?“ Что я сделаю тогда? Закричу: „Нет, не говори мне, это ловушка. Я — твоя ловушка, не доверяй мне, не люби меня, я — осведомительница“. Попытаюсь ли я спасти его от самого себя и от меня тоже?»
— Что-то случилось? — спросил он.
— Я боюсь, что нас все еще подслушивают, — прошептала она.
— Никто нас больше не подслушивает. Я же сказал. Мы отключили все их приборы.
Теперь они оба перешли на шепот.
«Разговори его, — повторяла она про себя. — Разговори его, или ты потеряешь дочь».
— Но кому понадобилось их устанавливать? — спросила она. — Если ты не преступник...
— Конечно