любви. Для него, чьи страсти требовали нечто большего, чем просто жизнь, она явилась подарком судьбы. Все в ней было большим, чем жизнь, — накал страстей, юмор, ум, даже ярость. То, что устрашило бы в ней большинство других мужчин, его влекло. Всю свою жизнь он считал женщин существами второго сорта, призванными лишь заполнять обширный задник жизненной сцены, и вот встретил родственную душу, которая одной своей животной силой сумела выдвинуться на авансцену, где раньше находился он один.
Неудивительно, что подобное открытие привело в движение его душу, возбудило в ней неведомые доселе токи и чувства, от которых его бросало то в жар, то в холод.
Чезаре потряс головой:
— Ну и чертова же ты баба.
Они рассмеялись, и Веспер почувствовала, как рухнула одна из его защитных стен. Значит, она вела себя правильно.
Приближалась ночь, цепочка огней на берегу становилась все ярче. Восточная часть небосвода была уже совсем темной.
— Ты знаешь, в первый раз встречаю бабу, которую не смог добиться мой отец.
— Твоей матери, наверное, приходилось тяжело?
— Ах, моя мать! — Чезаре перекрестился. — Господь да успокоит ее душу. Она сейчас в раю и вполне заслужила это. Мать любила отца до самой смерти, и ничто не могло поколебать эту любовь. Но его вечно не было дома. Хотя иногда мне кажется, что отец делал то, что должен был делать. — Чезаре посмотрел куда-то вдаль, потом, опершись локтями о колени, уставился в палубу. — Но не могу понять, зачем он так обижал ее, постоянно оставляя одну? Мы, дети, вечно были заняты своими играми и не замечали его отсутствие. Я по крайней мере никогда не обращал на это внимания. — Несмотря на эти слова, что-то в выражении глаз Чезаре говорило о том, что он лгал не только Веспер, но, может быть, и самому себе.
Он покачал головой.
— Мать любила только отца, он был для нее единственным мужчиной в целом мире. А он, по существу, и не жил дома. Но послушай, у него же было дело, должна же она была это понимать, как ты думаешь? Хотя дело делом, но ей настолько не хватало его!.. Это ее и сгубило, любовь сожгла ее. Когда я был еще молод и глуп, то, болтаясь по улицам Озон-парк, часто задавал себе подобные вопросы.
Его взгляд остановился на Веспер.
— И, знаешь, никак не мог найти ответов, до тех пор пока не пришлось отвезти свою сестру в Асторию, в монастырь, в который она стремилась как ненормальная. — Рассказывая, Чезаре нервно сплетал и расплетал пальцы. — Моя сестра Джеки была такая странная. Видит Бог, я никогда не мог ее понять! Джеки всегда хотела стать монахиней, потому и бегала все время в монастырь Святого Сердца Девы Марии. Я был там всего один раз, но никогда не забуду этого названия.
Он вздохнул.
— Так вот, когда я вез туда Джеки, мы разговорились по дороге. Она, бедняга, и раньше пыталась поговорить со мной, но я старался от этого уклониться. Да и зачем мне было обсуждать с ней то, в чем я и сам не мог разобраться? Но в этот раз все вышло по-другому. Я сам спросил ее о том, что не давало мне покоя: «Когда отец вернется домой? У матери сердце разрывается от боли». А она мне ответила: «Неужели ты так ничего и не понял? Он не вернется никогда».
Чезаре широко развел руками.
— Я, естественно, вышел из себя и накричал на сестру. Просил ее не болтать чепуху, убеждал, что отец вернется, он не может бросить свою семью.
Чезаре опять посмотрел себе под ноги.
— Но, знаешь, как ни странно, она оказалась права. Отец больше так и не вернулся.
Внезапно Бэд Клэмс поднял голову и грубо расхохотался. Его настроение странным образом переменилось.
— Из Джеки могло бы кое-что выйти. Ты немного напоминаешь мне сестру, потому что у нее было кое-что здесь. — Он постучал пальцем по голове. — Знаешь, она никогда не называла его папой или отцом. Отцом она звала священника. Мне кажется, Джеки ненавидела его потому, что чувствовала себя брошенной. Но, может быть, она и жалела отца.
— А ты? — спросила Веспер. — Ты чувствовал себя одиноким?
— Кто — я? Нет, я был слишком занят, учился семейному бизнесу у этой крысы, дяди Альфонса. — Девушке показалось, что он что-то недоговаривает. Чезаре опять вдруг впал в меланхолию, и она почувствовала себя как бы качающейся на волнах его меняющегося настроения. — Кроме того, я, знаешь ли, всегда ощущал какую-то связь со стариком. Не то что Джеки. У нее был острый язычок и никакого