схватил его. Виляя бедрами, он начал шевелить губами в такт словам. Присцилла заламывала руки и закатывала глаза. Гости аплодировали.
Хоннико тоже поаплодировала.
— Вот почему мне нравятся такие самоуверенные люди, с сильной жизненной философией. — Она повернулась к своему собеседнику. — Это обнадеживает, значит, остались еще какие-то ориентиры, которым стоит следовать...
— Такие, как самураи даймио — военачальники, жившие когда-то здесь, в Роппонжи.
— Да, совершенно верно. Их учение о чистоте помыслов кажется слишком суровым, даже непостижимым для большинства людей с Запада.
Официант принес напитки, Хоннико заказала салат с козьим сыром и тушеные овощи.
— Я вегетарианка, — сказала она Николасу. — Надеюсь вы не против?
Он покачал головой и сказал:
— А знаете, как Роппонжи получил свое имя? Когда-то это место принадлежало шести даймио, о которых, я упоминал. В написании имен каждого из них был китайский иероглиф, обозначавший дерево. Отсюда и Роппонжи — шесть деревьев. В середине девятнадцатого столетия, когда статус самураев перестал служить защитой, их собственность была конфискована и передана императорской армии.
— Я знаю более недавнюю историю, — сказала Хоннико. — После войны район был реквизирован оккупационной армией и мало-помалу превратился в место развлечений. — Она вертела в руках свои темные очки. — Я знаю это, потому что в те годы здесь жил мой отец.
— Вы говорили, он был военным.
Очки метались по столу взад-вперед.
— Военный полицейский. — Она взглянула на него. — Отец, знаете ли, охотился за нарушителями закона: валютчиками, торговцами оружием, наркотиками, дельцами черного рынка.
Это было интересно. Тут явно скрывалось какое-то противоречие — чувствовалось, что она не хотела говорить об отце, но говорила.
— Расскажите о своей матери, — сказал Николас, когда принесли салат. Он надеялся, что это снимет напряженность.
— Тут не о чем рассказывать. Мой отец встретил ее здесь, в Роппонжи, — ответила Хоннико, наблюдая, как новая свадебная компания — молодые были одеты в черные кожаные мотоциклетные куртки с блестящими заклепками — шла через террасу под руководством несколько экзальтированного фотографа. — Вот и вся история.
Фотограф начал расставлять компанию на солнце. Хоннико молча разглядывала свой салат.
— Забудьте про это, — сказал Николас. — Это не мое дело.
Члены компании начали снимать свои кожаные куртки, обнаженная кожа под которыми была так густо покрыта татуировками, что трудно было найти неразрисованное место. Хоннико, которая рассматривала татуированные тела с таким вниманием, с каким хозяйка на рынке рассматривает выложенную свежую рыбу, сказала:
— Собственно говоря, это не вся история.
Пока свадебный фотограф лихорадочно занимался своим делом, Николас ждал продолжения.
— Моя мать работала недалеко отсюда, в торуко, — сказала Хоннико после долгой паузы. Ее глаза, встретившись с его глазами, скользнули в сторону. — Вы знаете, что это такое?
— Да. Сегодня это называется мыльней. — Он набрал полную вилку салата и отправил ее в рот. — Это что-то вроде турецких бань.
— Тогда вы должны знать, что мужчины приходили в торуко не только для того, чтобы помыться.
— Вероятно, это зависело от того, сколько они хотели оставить там денег.
— Им нравилось, что их моет женщина. — Хоннико взглянула на свой нетронутый салат. — Моя мать была хало. — Слово было жаргонным и в буквальном переводе означало «ящик». Основным его значением было «кошечка», но, кроме того, так называли женщину, работающую в традиционном торуко.
— Как ваш отец узнал об этом?
— Заведение, где работала моя мать, называлось «Тенки». — По-японски это означает «глубокий секрет». — Отец получил анонимный звонок и, сделав обыск, выудил дельца черного рынка, которому мыли не то, что надо. Всех, кто был в торуко, арестовали, включая мою мать.
— И тогда они полюбили друг друга?
— Черта с два. — Хоннико невесело рассмеялась. — Мой отец был стопроцентным американцем и неисправимым романтиком. К тому же он ровным счетом ничего не понимал в японцах. — Так и не использовав вилку по назначению, она отложила ее в сторону. — Он захотел оторвать ее от всего этого.
— И она, конечно, пошла за ним. Не потому, что хотела, а потому, что этого хотел он.
— Да, она стала его женой. — Хоннико смотрела, как официант забирает их тарелки.
—