к себе его сильные мускулистые плечи.
— О нет! — вскрикнула она, когда он добрался до самого интимного места, лаская ее нежную плоть губами и языком. От нее исходил запах розового мускуса. Охватившее ее наслаждение превзошло все ожидания. Она чувствовала, как низ живота наливался свинцовой тяжестью, посылая волны трепета по всему телу. И когда он осторожным движением проник в нее, ее ответное желание было так велико, что она, крепко обняв его за плечи, сделала бедрами встречное движение, помогая преодолеть сопротивление девственной плевы. Когда Джеки почувствовала его полностью в себе, ее глаза открылись, и она слизала пот с его лица. Вокруг себя она увидела какие-то инструменты, пилы, садовые ножницы, железные канистры, две пары замасленных садовых рукавиц, кучи стружки и мешки с соломой, все это закружилось у нее перед глазами. Подхваченная вихрем экстаза, она желала Пола каждой клеточкой своего существа, и вот ее желание исполнялось. Потом, годы спустя, монахиня вспоминала этот момент с горьким сознанием того, что это случилось с ней в первый и последний раз в жизни.
Алтарь, перед которым на коленях стояла Мэри Роуз, был задрапирован алым бархатом, на нем был установлен серебряный кубок. До ее слуха доносились молитвенные песнопения.
Молодая девушка была одета в рясу из белого полотна, поверх нее было накинуто верхнее одеяние из тяжелого черного муслина, с вышитым золотом крестом. Точно такую же одежду носила Дона ди Пьяве много веков назад. Последний раз в нее облачилась Бернис, когда Мэри Маргарет посвящала ее в тайны Ордена. Закрыв глаза и склонив голову перед алтарем, Джеки услышала, как в часовню вошла настоятельница с мечом Доны ди Пьяве и тоже начала молиться. Потом она налила в кубок священное жертвенное вино, обмакнула в него кончик меча и вытерла его досуха чистой белой тканью. На мече проступили свежие пятна.
— Это кровь тех, кто сложил свою голову ради служения Ордену. Мы помним о них и чтим их память, — нараспев произнесла Бернис. — Это кровь Доны ди Пьяве, мы помним о ней и чтим ее память.
Настоятельница сошла с возвышения алтаря и встала перед Джеки.
— Сестра Мэри Роуз, ты избрана Богом, тебя благословила сама Дона ди Пьяве продолжать ее дело во имя Бога. — Она положила меч плашмя на левое плечо молодой девушки. — Клянись перед Богом, что будешь всегда служить его воле, куда бы она тебя ни завела.
— Клянусь, — тихо произнесла Джеки.
Бернис переложила меч на ее правое плечо.
— Клянись, что будешь служить Ордену и делать все, что тебе прикажут.
— Клянусь.
Настоятельница положила меч на голову Джеки.
— Клянись, что отныне твоя жизнь, твой ум и сердце принадлежат Ордену и Богу.
— Клянусь.
Бернис убрала меч и вместе с Мэри Роуз прочитала молитву, потом велела ей подняться с колен и, обняв за плечи, поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую. Глаза настоятельницы сияли божественным светом.
— Свершилось, — тихо сказала она.
В последнюю минуту затея с посвящением Джеки в послушницы чуть было не сорвалась. Девушка знала, что это произошло по ее вине, но Бернис сказала, что тут не обошлось без высшей воли. Когда Майкл пришел попрощаться с сестрой перед отъездом, он даже не подозревал, насколько трудно ему будет с ней расстаться. Он только что потерял любимого деда, а вот теперь покидал и сестру. А она была рада, что брат уезжает из Нью-Йорка. Девушка просто не могла себе представить, как Майкл перенесет ее смерть, как будет стоять над могилой, когда гроб с ее телом опустят в землю. Джеки хорошо помнила выражение лица брата в ночь гибели деда. Ни за что на свете ей бы не хотелось, чтобы он еще раз испытал подобный ужас. Но одна-единственная встреча с Полом Чьярамонте чуть не испортила все дело, Замысел об инсценировке смерти возник у Джеки и Бернис после того, как Чезаре пригрозил силой не пустить девушку в монастырь. Сначала этот план показался безумным — Джеки сразу подумала о том, какую страшную боль причинит ее смерть матери и Майклу, — но настоятельница, женщина с сердцем воина, убедила ее в том, что успешным может быть только экстремальное решение.
Чезаре больше никогда не приезжал в монастырь, зато туда явился дядя Джеки. Альфонс, раздраженный тем, что ему пришлось срочно выехать из Сан-Франциско, ворвался в приемную настоятельницы так, словно собирался атаковать крепость неприятеля.