сказала настоятельница и поднялась из-за стола, я хочу тебе кое-что показать.
Но, вместо того чтобы повести ее к двери, она жестом поманила Джеки в сторону уединенного алькова, где от пола до потолка поднимались ряды книжных полок. Бернис завела руку за одну из них, раздался тихий щелчок, и стена раздвинулась. Они сделали шаг вперед, и девочка очутилась в каменном узком коридоре со сводчатым потолком. Он был освещен скупым электрическим светом ламп, находившихся в нишах стен там, где должны были быть факелы. Звук шагов по каменному полу эхом отдавался в полутьме коридора, в конце которого Бернис с помощью связки ключей, которую она достала из своего кармана, открыла железную дверь. Громко заскрипели ржавые петли. Они вошли в крошечное пространство за дверью, которую Бернис тут же тщательно закрыла снова, и, приподняв край своего одеяния, стала подниматься по металлической винтовой лестнице.
Комната, до которой они наконец добрались, была самой обыкновенной, если не считать полукруглых средневековых стен, почти целиком выполненных из цветного армированного стекла. Такого Джеки еще ни разу не видела. Странно, но лишь одна мозаичная картина была посвящена религиозной теме — подвигу Жанны д'Арк. Остальные же картины изображали военные сцены из истории Франции и Италии.
— О Бернис! Как здесь хорошо! — воскликнула девочка.
— Ты действительно так думаешь?
— Истинная правда! Я чувствую...
Настоятельница обняла девочку за плечи и пристально посмотрела ей в глаза.
— Что ты чувствуешь?
— Не знаю. — У Джеки перехватило дыхание, словно после долгого бега. — Что-то...
— Да, — твердо сказала Бернис. — Я в тебе не ошиблась.
И она повернула девочку лицом к единственной каменной стене в комнате — она была украшена небольшой, но, видимо, очень значительной картиной.
— Бог мой! — вырвалось у Джеки, а в голубых глазах Бернис загорелся огонь.
Как под гипнозом, девочка во все глаза разглядывала картину. На ней был изображен воин в рыцарских доспехах с огромным мечом у бедра, шлем он держал в левой руке. Лицо воина удивительно напоминало Бернис. Художник, видимо, был настоящим мастером — ему удалось передать тот внутренний свет, который сиял в глазах женщины. Казалось, холст был подсвечен с обратной стороны — таким сильным было это впечатление.
— Но именно эту фигуру я видела в вашей приемной! — проговорила Джеки. Ее сердце билось так сильно, словно было готово выскочить из груди. — Так это вы?
— Ну что ты, этого не может быть, — спокойно ответила настоятельница. — Ведь этой картине несколько сотен лет.
— И все же... — Джеки сделала несколько шагов вперед и обернулась к Бернис. — Нет, это вы!
Та только покачала головой:
— Это портрет Доны ди Пьяве, основательницы нашего Ордена.
Девочка как зачарованная продолжала разглядывать портрет.
— Но именно ее я видела! Честное слово, видела!
— Если говорить точнее, там, внизу, ты чувствовала ее воплощение во мне.
— Только посмотрите на ее лицо! Оно все сияет...
— Божественным одухотворением.
— Да, именно так. Но ведь она, похоже, была воительницей.
— Дона ди Пьяве была монахиней, — тихо отозвалась Бернис. — И в то же время она была борцом, защитником людей. Так иногда бывает в этом мире, полном зла и ненависти.
Бернис жестом указала девочке на пару кресел, освещенных магическим светом мозаики.
— Давай присядем, дитя мое. Мне нужно многое тебе сказать, прежде чем ты примешь окончательное решение.
— Какое решение?
— Джеки, ты не такая, как все. Ты одна из избранных Богом. Именно поэтому твоя мать привезла тебя сюда.
Настоятельница расплылась в добрейшей улыбке, но девочку это не обмануло — за маской доброты она отчетливо видела женщину-воина.
— В нашем мире слабому полу всегда отводилась роль матерей или шлюх, — продолжала Бернис. — Женщин никогда не воспринимали всерьез, всеми делами заправляли мужчины. — Она сделала паузу, подождав, пока Джеки поудобнее устроится в своем кресле. — Известно ли тебе что-нибудь о Гёте, немецком философе?
— Я слышала о нем, но никогда не читала его книг, — призналась девочка.
— Если ты когда-нибудь решишь остаться с нами, в монастыре, тебе придется прочитать все его труды. Он писал, например, что лишь у немногих мужчин хватает воображения для реальной жизни.
Бернис встала со своего кресла, подошла к картине и потянула левый край рамы на себя.