если ты подождешь, я приготовлю чай.
Он сел на стул слева от нее и зачарованно смотрел, как она готовила зеленый чай. Когда они выпили по первой чашке, Кисоко произнесла:
— Я не знаю, жив мой брат или нет, известно только то, что его враги выступили против него. Что произойдет дальше, я не могу сказать.
Она отставила свою чашку, положила указательный палец на визитную карточку, которую дала ей молодая женщина, и подвинула ее к нему через полированный стол черного дерева.
Не снимая с нее пальца, она обратилась к Нанги.
— Ты пришел под другим именем. Скажи мне, Нанги-сан, что я должна думать об этом?
— Я не знал, чей это дом, Кисоко. Ты знаешь мои приемы. Мое собственное имя слишком хорошо известно, и мне бывает в некоторых случаях трудно добиться правды.
Кисоко молча смотрела на него некоторое время. Нанги слышал тяжелый ход бронзовых с позолотой часов, скрип деревянных балок над их головами. Но с улицы через стены библиотеки не проникал ни один звук. Остальной мир как бы не существовал. Только здесь, между ними, продолжалась жизнь.
— А какую правду ты ожидал найти здесь под именем Сейдзо Абе?
С тех пор, как Нанги узнал Кисоко, он все время спрашивал себя, почему Сэйко приходит в дом сестры Микио Оками. Возможно, он ошибался, подозревая Сэйко, возможно, ее связь с вьетнамцем сомнительной репутации была случайным следствием предательства Винсента Тиня и последовавшего убийства. Во всяком случае, учитывая их общее прошлое, он не мог подозревать Кисоко в двуличии.
— Я пришел сюда сегодня, беспокоясь о своей служащей Сэйко Ито, — сказал он наконец. — Должен признаться, к своему стыду, что я следил за ней вчера вечером. Она неспокойна и, возможно, попала в беду. Я хотел только помочь ей, если смогу.
— Не посвящая ее в это?
— Боюсь, что она неправильно прореагирует, если я это сделаю.
— Понятно. — Палец Кисоко продолжал постукивать по визитной карточке, как если бы она имела вес и значение. Нанги видел, что в ее голове происходит борьба.
— Кисоко, я должен заверить тебя, что мое беспокойство о Сэйко самое искреннее.
Кисоко кивнула.
— Она стала важным лицом в моем учреждении. Сейчас возникла возможность послать ее в Сайгон, чтобы она руководила моими делами там. Ты понимаешь, почему я должен быть совершенно уверен, что могу положиться на нее.
Кисоко рассмеялась.
— С моей точки зрения, это прекрасная новость, Нанги-сан. — Она вздохнула. — Она приходит сюда, потому что полагает, что помогает мне, и это так и есть. А я также помогаю ей. Она талантлива, у нее доброе сердце, Нанги-сан, но я боюсь, что часто ее сердце подводит ее.
— Так что ты взяла ее под свое крыло?
Где-то в доме зазвонил телефон. Кисоко не шевельнулась, и через мгновение телефон перестал звонить.
— Неофициально, — заявила Кисоко. — Сэйко не потерпела иного. — Она пожала плечами. — Полагаю, что она привыкла к своему одиночеству, к тому, чтобы ее жизнь была скрыта от других. — Она грустно улыбнулась. — В этом отношении она мало чем отличается от всех нас, не так ли, Нанги-сан? — Кисоко покачала головой. — Лучшее, что я могу сделать, это достичь с ней соглашения: она сообщает мне стратегию инвестиций, а я даю ей любую эмоциональную поддержку, которую она готова принять. — Кисоко одарила его легкой, умоляющей улыбкой. — Видишь ли, у нее нет семьи. Ей не к кому обратиться, кроме меня. — Она пожала плечами. — Я полагаю, что это честная и полезная сделка. — Она вскинула голову. — Успокоила я тебя?
Нанги кивнул.
— Правда оказалась совсем иной, чем я ожидал. Честно говоря, я успокоился.
— Хорошо. Я думаю, Сэйко расцветет, осознав свою ответственность. Сайгон — это прекрасно для нее.
— Тогда вопрос решен.
Двери в библиотеку открылись. Повернувшись, Нанги увидел широкоплечего мужчину в инвалидной коляске. Его мускулистые грудь, плечи и руки были обтянуты спортивной рубашкой. Он посмотрел на Нанги мягкими коричневыми глазами. Было что-то невысказанное, пожалуй, печальное в его длинном, красивом лице, выдававшем склонность к размышлениям и самоанализу.
— Звонят тебе, — сказал он Кисоко глубоким, хорошо поставленным голосом.
Кисоко обратилась к Нанги:
— Тандзан Нанги, познакомьтесь с моим сыном Кеном.
Кен изучал взглядом трость Нанги, как если бы она была написанным предложением, которое следовало разобрать по частям. Внезапно он наклонил голову.
—