специальной оперативной дивизии, теперь руководил демобилизацией японских военных. Это было ужасно в двух отношениях. Военному преступнику было поручено вылавливать других военных преступников. А если план Виллоугби в отношении перевооружения Японии станет реальностью, Хаттори будет возглавлять орган по ремобилизации армии.
Это позор, подумал Оками. Он должен был собраться с силами, чтобы остановить охватившую его от гнева дрожь. Из этих людей, которые появлялись сейчас перед его глазами, как хористки в танцевальном зале, сделали своего рода знаменитостей, вместо того чтобы приговорить их за содеянное ими к семи мучениям ада.
— Вы, кажется, несколько взволнованы, мистер Оками. Пожалуй, я закажу еще по порции виски.
Оками, преодолевая личную враждебность к тому, что он узнал, стал думать о более широких последствиях этих бумаг, а именно, как они будут использованы начальником Винсента Альбы в Штатах. Кем бы он ни был, несомненно, он является капо мафии. Почему его должно интересовать, что люди из армии США привлекают военных преступников в свои спецслужбы?
Принесли виски, и Оками выпил свою порцию залпом. Ему было теперь безразлично, что подумает о нем Фэйс Сохилл. Содержимое бумаг Донноуга отодвигало ее на второй план. Она была, несмотря на красоту и ум, только женщиной, роль которой в этой игре он уже знал. Это была маленькая роль, как и у Джонни Леонфорте. Как назвал ее Донноуг? Скороходом? Его и полковника интересовало, поддерживает ли кто-либо Леонфорте, и теперь он знал ответ — таинственный капо Винсента Альбы в Штатах.
— Скажите мне, мисс Сохилл, какова ваша роль во всем этом? Мафия — это чисто мужская игра.
— А вы, мистер Оками, знаете все о мужских играх, не так ли? — Она при этом так ласково улыбнулась ему, как если бы он был ее любовником. Прежде чем продолжить, она опустила глаза и помолчала. — Дело в том, что у меня беспокойная душа. Я — хорошая американка. Я прибыла сюда, чтобы исполнить мои обязанности перед своей страной, используя все мои возможности.
— И просто случилось так, что вы попали в плохую компанию, — скептически заметил Оками.
— Я полюбила не того человека. — Ее лицо выражало печаль и сожаление. — Признаю, что было глупо влюбиться в Джонни из-за его энергии маньяка, его сумасшедших мечтаний.
Она сначала подняла, а потом резко опустила руку себе на колени.
— Почему так произошло? Может быть, это последствие войны или же виноват этот город — Токио, такой чужой и странный, и разоренный. Я... устала от всего.
Лицо ее вновь озарила такая же обезоруживающая улыбка.
— Вы знаете, я любопытна, как кошка. Даже Винсент и Джонни не смогли долго скрывать от меня свои дела. Винсент, когда узнал об этом, хотел меня выбросить, но... — Ее улыбка стала еще шире. — Я обвила Джонни своими бедрами, и он разрешил мне остаться. Так что я оказалась втянутой в это подобно дереву, захваченному ураганным штормом.
Оками не знал, верить ему или нет. Затем понял, что это не имеет абсолютно никакого значения. Важна была только информация, украденная у Виллоугби.
Он поднялся, все еще держа бумаги в руке.
— Я сниму копию. Верну их вам завтра утром.
Фэйс была в отчаянии.
— Винсента хватит удар.
— Пускай, — заявил Оками. — Ему следует начать привыкать к новому партнеру.

* * *

— Этот доклад бесценен, — сказал Оками. — Это — оружие, которое мне нужно для того, чтобы отомстить.
Полковник изучал данные ему Оками бумаги, когда оба они прогуливались в парке «Уено». Полковник делал вид, что не замечает у Оками бутылку виски, к которой он время от времени прикладывался. Оками не ложился спать этой ночью. Он был пьян, он пил, начиная с того момента, когда покинул Фэйс Сохилл. Его приподнятое настроение росло с каждым шагом, который он делал, тая как теперь он видел, как расправиться с теми, кого он больше всего ненавидел.
Было раннее утро. С реки Сумида все еще поднимался, завихряясь, туман. Фарфоровое голубое небо проглядывало через остатки ночного сумрака наподобие птенца малиновки, выглядывающего из своей скорлупы. Внизу вишневые деревья йосино были усыпаны шапками розовых цветов, таких бледных, что они казались почти белыми.
Воздух был насыщен ароматом, который всегда вызывал у Оками воспоминания детства. В те дни он видел отца очень мало, но каждую весну отец брал Оками и его брата в парк «Уено», чтобы