спазмы такой силы, что вся нижняя часть ее тела изогнулась над полом, как арка. Ее половой орган раскрылся, как цветок, ее пот смешался с другими более интимными выделениями. Затем наступила реакция — тяжелое дыхание, неровное, заглушаемое рукой, которой она прикрывала лицо.
Кроукер стоял на коленях, он слышал, как она пошевелилась. Маргарита встала на колени перед ним. Ее тяжелые груди были столь прелестны, что он потянулся и обхватил их своими ладонями. Она прикрыла рукой его биомеханическую руку, прижалась губами к его губам, затем слизала с его лица капельки своей же жидкости.
Ее голова опустилась, ее рот ласкал его соски. Она опускалась все ниже и ниже, покусывая, щекоча, пока его не поглотила целиком невероятная влажная теплота. Почти мгновенно он отодвинул ее от себя так нежно, как только сумел. Зная, о чем свидетельствуют ее кровоподтеки, он не мог видеть ее, смиренно склонившуюся над ним. Он хотел другого и для нее, и для себя.
Он лег на спину, привлек ее к себе и вскоре почувствовал, как его вновь захватила волна тепла. Она выгнула спину так, что ее груди поднялись вверх, села на него верхом. В этом непривычном положении вначале было неудобно, но экстаз постепенно нарастал.
Чувство от ощущения, когда Маргарита была на нем, а он в ней, было непередаваемым. Он держал в руках ее груди, глядя прямо ей в лицо. В колеблющемся свете она казалась одновременно большей и меньшей, чем была при, полном солнечном освещении, полной таинственности от множества секретов, которые она так бдительно хранила в себе.
Маргарита резко выдохнула воздух, отвела его руки от своих грудей и прижалась к нему всем телом. Ее бедра поднимались и опускались. Ее пальцы переплелись с пальцами из поликарбоната, графита и титана.
Ее глаза были широко раскрыты, лицо Маргариты почти прижималось к его лицу. Он провел языком по ее щеке, и она прошептала с благоговением:
— Я иду снова. Я не могу... Это...
Она закрыла глаза, ее пальцы ласкали его шею. Из глубины ее горла вылетали слабые звуки.
— Пожалуйста, — задыхалась она, — пожалуйста.
Он не мог сдерживать себя, да и не хотел этого больше. Он весь отдался наслаждению. Его ягодицы напряглись, вся его сила собралась в одной точке, затем обрушилась, как горный поток через пороги.
Они забрались в кровать, уснули в липком изнеможении в объятиях друг друга.
Когда они открыли глаза, серый дневной свет цвета старой устричной ракушки заполнял комнату.
— Мой детектив. — Маргарита улыбнулась и нежно его поцеловала. Они медленно освободились друг от друга, как бы не желая разрушать ту ауру, которая, подобно ночной тени, защищала их от превратностей и суровых испытаний реальной жизни.
Когда они принимали вместе душ, Маргарита сказала:
— Я говорю себе, что прошлая ночь была как загул, утоление голода и была неизбежной после всех бед, свалившихся на меня, и из чувства благодарности к тебе.
— И ты этому веришь?
— Нет, — сказала она, смывая мыло со своего тела. — Но я хотела бы верить. Это сделало бы будущее более простым.
Она хотела выйти из-под душа, но он обнял ее, повернул лицом к себе. Его настоящая рука закрыла большое черно-синее пятно на ее бедре. Она схватила его биомеханическую руку и прижала ее к своей груди.
У них не было другой одежды, кроме той, в которой они приехали. Пуговицы рубашки Кроукера рассыпались по полу как подтверждение того, что страсти прошлой ночи не были сном.
— В городе должно быть какое-либо заведение, где мы могли бы купить джинсы и рубашки, — заметила Маргарита.
Кроукер смотрел, как она надевает белье.
— Ты никогда не вернешься домой, правда?
Она посмотрела на него.
— Как я могу? Старой Маргариты больше нет.
— По-моему, проблема в том, что Тони не знает этого, и ты никогда не сможешь убедить его, что это правда.
— Не беспокойся о Тони, — ответила Маргарита, надевая туфли.
— Я не думаю, что у кого-либо из нас сейчас был выбор. Пара его молодчиков провела эту ночь по другую сторону дороги.
Маргарита пересекла комнату и выглянула в окно.
— Черный «таурус» слева от заведения «Цыплята и дары моря».
— Да, — заметила она, — рядом с ним теперь появился «линкольн таурус». — Она повернулась к нему: — Пойдем, если ты готов.
На улице им в спину подул прохладный мокрый бриз со стороны моря. Он шевелил еще мокрые волосы на голове Маргариты. Когда они переходили