пустынную улицу, открылись передние дверцы «тауруса» и из него вышли те двое, которых видел Кроукер прошлым вечером. С удовольствием он отметил, что их одежда была так же измята, как и его, и что они и наполовину не были так спокойны, как он сам.
Тот, который купил кофе и бутерброды, подошел к «линкольну», открыл заднюю дверцу. Оттуда выпрыгнул Тони де Камилло. Он встал, слегка расставив ноги, и стал поправлять манжеты своей рубашки. Его глаза следили, как Маргарита и Кроукер направились в его сторону.
Кроукер испытывал странное, почти сверхъестественное чувство, как будто он оказался в центре перестрелки двух враждующих сторон на Дальнем Западе, завершавшей дикую и грубую историю, полную ненависти и мести.
Когда они наполовину перешли дорогу, двое парней двинулись им навстречу, но Тони Д. повернулся и тихо сказал что-то. Они остановились, уставившись на Кроукера. Их руки свободно висели по бокам. Он чувствовал, что они проклинают его за длинную, утомительную ночь.
Маргарита повернулась к Кроукеру и, повторяя действия мужа, сказала:
— Оставайся здесь. Дай мне самой все урегулировать с Тони.
Маргарита понимала, что ею руководила не столько храбрость, сколько внутреннее ощущение здравого смысла. Тони нашел ее. Ей было совершенно ясно, что самое худшее в этой ситуации — это позволить им встретиться всем вместе: Тони с его парнями и ей с Кроукером. Тогда ситуация определялась бы в мужском стиле: за сильной ссорой почти неизбежно последовало бы насилие. Она не могла позволить этого.
— Детка, — сказал Тони. Его темные глаза переместились с лица Маргариты на Кроукера. — Ты провела ночь с этим типом?
— Какое тебе дело?
— Иисус Христос! Потому что ты моя поганая жена, вот какое дело.
Он не сказал «потому что мы женаты». Это многое объясняло в характере их отношений.
— Тогда смотри на меня, — резко заявила Маргарита, — а не на него.
Его глаза переметнулись на нее.
— Есть проблемы, которые необходимо решить.
— Мы их решим.
— Ты ушла от меня. Ты спрятала ребенка.
— Франсину! — Она вышла из себя, кричала так, что ее слышали Кроукер и головорезы Тони. — Нашу дочь зовут Франсиной!
— Да, да. — Его губы сжались. — Я найду, куда ты ее спрятала. Думаешь, не смогу?
Маргариту удивили происшедшие в ней перемены. Его обычные запугивания лишь укрепляли ее решимость.
— О, я не сомневаюсь в этом. Но к тому времени найду для нее другое место. И я буду делать так снова и снова. — Она покачала головой. — Неважно, что ты думаешь теперь, Тони, но ты ее никогда не получишь. И знаешь, чем упорнее ты будешь пытаться заполучить ее, тем больше она будет ненавидеть тебя, и тогда для тебя все будет потеряно.
На какое-то время наступила тишина. Она слышала его дыхание и думала о том, как высоко подскочило его кровяное давление. До нее донесся звук какого-то движения за спиной. Она обернулась и увидела, что Кроукер переминается с ноги на ногу прямо за ней.
Тони наклонился вперед, так что его лицо было совсем близко от нее. Он не был побрит и вылил на себя слишком много одеколона. Она была довольна, что получила доказательства спешки, в которой он примчался сюда.
Когда он заговорил снова, его тон был ниже, более примирительный. Это был нежный Тони.
— Ты знаешь, что поступаешь глупо, детка. Не понимаю, зачем ты делаешь меня смешным в глазах этих ребят. Должен сказать, что после недавних событий и слухов о том, что Леонфорте начинают предпринимать какие-то шаги, твоя мораль начала как бы катиться по наклонной. Ты мне нужна дома, детка. Ты принадлежишь моей стороне.
— Единственным лицом, которое действует здесь, являешься ты, Тони. Красивый Тони, чуткий Тони. Ты расстрелял свои патроны, с тобой покончено. Я поняла это, но мне этого недостаточно. Настало время, чтобы и ты осознал реальную действительность.
Он украдкой смотрел на нее, не зная, как поступить с этим странным существом.
— Брось пороть чепуху, — заявил он с угрозой. — В конечном счете, ты же не хочешь иметь во мне врага.
— О Тони, я не хочу, чтобы мы были врагами. Но мы никогда не сможем вернуться к тому, что было раньше.
— Это единственное, чего я хочу, и я переверну небо и землю, чтобы добиться своего.
Теперь он напоминал обидевшегося ребенка.
— Я не собираюсь разводиться с тобой, не беспокойся. По крайней мере, сейчас. Существует одна непреодолимая причина не оставлять тебя