пошла дальше. Вдруг древесная ветка прямо перед ней шевельнулась и, роняя ажурный покров зеленого мха, стала отлепляться от огромного ствола.
Разумеется, это была не ветка, а змея. Большущая и, что самое неприятное, встревоженная ее присутствием. Толщиной с руку, с мертвыми желтыми глазами и черным подрагивающим языком. Джоанна застыла от страха и несколько минут следила за тем, как рептилия разворачивала свои кольца.
Затем змея скользнула под развесистый папоротник.
С утренним светом пришла жара. Она накрыла джунгли, словно влажное полотенце, и Джоанна начала исходить потом. Этот запах привлек насекомых, и на нее со всех сторон ринулись тучи белой мошкары. Джоанна попыталась отмахнуться от них, но мошки оказались такими же настырными, как нью-йоркские голуби, - хоть стреляй, не отстанут.
Следующими налетели москиты или их очень крупные собратья. Им здорово повезло - попалась ходячая закуска. Руки Джоанны быстро покрылись кровавыми волдырями, очень похожими на оспу.
Джоэль опять заплакала и, судя по ее настроению, не собиралась успокаиваться. Даже не большой знаток языка младенцев сразу понял бы, что дело не только в жаре и всяческих неудобствах: девочка явно захотела есть. И Джоанна впервые усомнилась, правильно ли она поступила. Надо было обо всем подумать заранее и запастись детской смесью. Она корила себя за преступное легкомыслие.
Дочь ничто не могло успокоить. А вскоре утешение понадобилось и самой Джоанне. Страх поднимался откуда-то из самых глубин ее нутра и физически сковывал, словно стягивая ноги резиновыми жгутами. Она наяву переживала кошмарный сон, когда надо бежать, спасать свою жизнь, но не можешь двинуться с места.
Они потерялись, как только могут потеряться люди.
Джунгли поглотили их - сожрали заживо. Им отсюда не выйти.
Однако Джоанна продолжала двигаться вперед. Что-то, - наверное, чистое упрямство - заставляло ее переставлять ноги.
Маршевые песни - правой, левой.
Марширую и песенку пою.
Сапоги для того, чтобы маршировать.
Маршируй, как солдат.
Джоанна решила, что будет идти до тех пор, пока способна двигаться. Это было красиво: шагать и шагать вперед, а потом упасть. Бороться до конца.
Наступило раннее утро. За исключением краткой задержки у сожженного кокаинового поля, она шла без остановки шесть часов подряд.
И вдруг почувствовала запах.
Замерла как вкопанная, закрыла глаза и скрестила пальцы.
«Принюхайся еще».
Она повела носом.
Колбаса.
Неужели это возможно?
Горячая, обжигающая, ароматная колбаса.
Может быть, так пахнет какое-нибудь растение? Или животное? Может быть, это запах джунглей, с которым она не знакома?
Джоанна снова принюхалась к воздуху, повременила. Да нет, все ясно как день. Кто-то готовит завтрак.
Ее сердце екнуло, заныло, перевернулось в груди. Она перестала укачивать Джоэль, поднесла к лицу и прошептала:
- Мы справились. Мы идем домой. Мы свободны.
Перед глазами не возникло ничего нового - те же деревья, пни и папоротники. Большая, покрытая росой паутина преломляла солнечные лучи множеством сверкающих огней.
Джоанна шла на запах. Налево, направо, затем прямо.
Ну, нос, только не подведи!
Джунгли как будто бы поредели - не вдруг, постепенно, но явно стало светлее. Воздух сделался не таким тяжелым - отпустило легкие, затем отстала мошкара.
Запах усилился, он щекотал ноздри, окутывал ее всю.
Джоанна уже видела просвет между деревьями.
Она ускорила шаг. Если бы на ней были кроссовки, а не туфли на полудюймовых каблуках, бросилась бы бежать.
Даже Джоэль почувствовала перемену в настроении матери - стала плакать тише, а затем прекратила вовсе. Несколько раз икнула и хрипло фыркнула.
Джоанна поняла, что идет по земле, по которой ходили люди. Кто-то рвал здесь стебельки и втоптал в грязь широкий зеленый лист папоротника. Ей даже показалось, что она различила след ноги.
Запах кружил голову. Джоанна чувствовала себя словно пьяная. Она обогнула большое баньяновое дерево и внезапно оказалась на открытом пространстве.
Перед ней маячила одинокая фигура, освещенная со спины солнцем цвета мармелада.
Ей что-то сказали.
Не выпуская из рук ребенка, Джоанна опустилась на землю. Уронила голову на грудь и, раскачиваясь из стороны в сторону, расплакалась.
- Нет, - шептала она себе, Джоэль и стоявшей перед ней на прогалине женщине. А может быть, и самому Всевышнему.