на руках. И снова такая же маленькая.
Крошечка.
А была ли она такой крохотулькой? Была или нет?
Неужели я забыла?"

* * *

Клаудия.
Клау-ди-я.
Ее имя было похоже на песню. Крикни перед ужином на улицах Чапинеро или на лестнице их дома, когда она возвращалась с уроков, и в голосе сами собой появлялись распевные ритмы. И это не зависело от того, была ли Галина в тот момент благодушной или притворялась, что сердится на дочь, потому что та не сделала домашнее задание или опоздала на обед.
Хотя по-настоящему сердиться на нее было невозможно. Таким уж она уродилась ребенком. Даром Божьим. Случалось, она отлынивала от уроков, но училась на пятерки.
И к ужину иногда опаздывала. Но прибегала, запыхавшись, в меру раскаявшаяся, и начинала фонтанировать, рассказывая, какие потрясающие события случились с ней за день.
«Закрой свое радио и ешь», - говорила ей Галина.
А сама больше радовалась, слушая это «радио», чем просто наблюдая, как ест ее долговязая дочка.
Клаудия была из тех до странности понимающих детей, которые отличаются необыкновенной отзывчивостью к миру и его обитателям. Она не раздумывая делилась игрушками, даже после того, как соседка-сверстница оторвала ногу ее любимой кукле - тореадору Маноло.
Она затрепала до дыр слово «почему».
Почему то, почему это?
А Галина всегда считала, что в такой стране, как Колумбия, вопроса «почему» лучше избегать.
Но от судьбы не убежишь: Клаудия поступила в Национальный университет - разумеется, с отличием - и оказалась среди людей определенного круга. И там начала получать ответы на свои настойчиво-возмущенные вопросы: почему один процент населения Колумбии контролирует девяносто восемь процентов национальных богатств? Или почему все попытки борьбы с голодом и нищетой неизменно терпят крах? Или почему одни и те же люди занимают одни и те же посты в правительстве и постоянно разглагольствуют об одном и том же? Одним этим она поставила себя в ряд с теми, кто хотел изменить существующее в стране положение.
Или по крайней мере порассуждать о том, как его изменить.
Поначалу были просто политические клубы. Безобидные объединения спорщиков.
«Не тревожься, мама, - успокаивала Клаудия Галину и отца. - Мы пьем кофе, обсуждаем, кому платить по счету, и только после этого - как преобразовать мир».
Но Галина тревожилась.
Ее собственный достаточно широкий политический кругозор не дал ей ничего хорошего. Галина не забыла демонстрации в поддержку Гайтана - политика-полуиндейца, который вознамерился демократизировать Колумбию, и то острое чувство наивного оптимизма, которое витало тогда на улицах, словно весенний ветерок среди мертвой зимы. «Я не индивидуум, я - народ». Она помнила фотографию изрешеченного пулями тела на первой странице отцовской газеты. После этого в обществе стало сгущаться настроение фатализма, словно с возрастом деревенели кости. Но у молодых была прививка от этого недуга. Потребовались годы невзгод, чтобы идеализм ушел в прошлое.
Теперь Клаудия все меньше бывала дома.
Задерживалась допоздна - объясняла, что проводила время то с одним, то с другим приятелем.
Однако Галина понимала, в чем дело.
Дочь пылала любовью. Но не к мужчине. Причиной ее душевного волнения и горящих глаз было общее дело. Клаудия здорово зациклилась на идеалах.
Галина предупреждала, чтобы она сторонилась политики, но каждый раз натыкалась на холодное молчание или еще того хуже: дочь качала головой, мол, старики в таких вещах не разбираются. Не понимают, что в их стране что-то не так и требует перемен. Словно Галина была идиоткой - не видела и не слышала, что творилось в мире.
Все обстояло как раз наоборот: Галина прекрасно понимала мир и видела, как действует колумбийское общество, - вернее, как оно не действует, поскольку, если разобраться, в их стране не действовало вообще ничего. И это с болью приобретенное знание вынуждало бояться за дочь.
Когда Клаудия связалась с левыми?
Не исключено, что в тот раз, когда сказала, что едет с подружками на экскурсию. В Картахену. А когда через десять дней возвратилась, Галина заметила, что дочь нисколько не загорела, выглядела еще бледнее, чем до отъезда. «Погода была ужасная», - объяснила она. Встревоженная Галина хотела заглянуть в газеты, чтобы убедиться, что дочь не солгала. Но не собралась.
Картахена расположена на севере. И там же накапливали