сил, отвела меня в сторону.
– Он что-то затевает, Джон? – спросила она тоном, не допускающим уверток и возражений.
– Кто, Крайцлер? – ответил я, надеясь, что прозвучало убедительнее, чем мне показалось. – Нет, я так не думаю. Мы с ним давно собирались. – И дальше я чуть покривил душой: – Но если ты считаешь, что это плохо, я просто могу сказать ему, что…
– Нет, – быстро ответила она, только убежденности в ее голосе я не услышал. – То, что сказал Теодор, имеет смысл. Все равно у Хай-Бридж будем все мы, так что я не знаю, зачем ты нам понадобишься. – – Меня слегка взбесили ее слова, но показывать этого было нельзя. – И все же, – продолжала Сара, – три недели от него ни слова, а тут завтра ночью он вдруг появится? С чего бы? – Её взгляд блуждал по комнате, пока она перебирала вероятности. – Просто дай нам знать, если тебе покажется, что у него есть какой-то план, хорошо?
– Ну разумеется. – Сара одарила меня таким скептическим взглядом, что я на нее вытаращился. – Сара, ну почему бы я тебе этого не сказал?
На это она ответить не могла; на это и я ответить бы не смог. Только одному человеку были известны подлинные причины моей скрытности, и он не был готов их раскрыть.
Хотя всем нам было крайне важно хорошенько отдохнуть перед воскресным предприятием, еще важнее казалось мне выйти в город в субботу вечером и попробовать отыскать того уличного мальчика, о котором рассказывал Джозеф. Но без имени и описания его внешности шансы наши были невелики; ночь сгущалась, а они становились все меньше. Прочесав кварталы Нижнего Ист-Сайда, Гринвич-Виллидж и Филея, служившие основными пристанищами таких субъектов, мы снова обошли все дома терпимости, предлагавшие мальчиков клиентам. Но везде на нас смотрели непонимающе, а затем попросту отмахивались. Мы ищем мальчика, говорили мы, он работает на улице, возможно, собирается в скором времени выйти из игры (хотя мы помнили, что если Бичем продолжает следовать обычной схеме, он должен был сказать жертве, чтобы та не афишировала свой уход); мальчика, который был другом Джозефа из «Золотого Правила» – да-да, того, которого недавно убили. Сколь мизерны бы ни были шансы, они сразу же перечеркивались последним вопросом: все, с кем мы заговаривали, немедленно приходили к мысли, что мы ищем убийцу Джозефа, и не желали впутываться в это дело. К полуночи до нас дошло, что если мы действительно хотим отыскать мальчишку, нам придется сделать это с помощью Бичема – при условии, что тот не убьет его прежде.
Подобный вывод отрезвил нас так, что мы немедленно разъехались по домам. На этот раз каждому было ясно: мы ожидаем встречи с убийцей уже не так, как раньше, и дело здесь не только в том, что нам многое известно о нем и его прошлом; нас неотступно преследовало чувство, что предстоит конфронтация, и она в немалой степени, пусть и бессознательно, подготовлена самим Бичемом, а потому станет намного опаснее, чем мы предполагаем. Это правда – мы с самого начала допускали, что в поведении убийцы сквозит желание быть остановленным; но теперь мы осознавали, что у этого желания есть и катастрофическая, даже апокалиптическая сторона, и «остановка» эта повлечет за собой жестокое насилие по отношению к тем, кто ему эту услугу окажет. Конечно, мы вооружены, и с учетом полицейского прикрытия у нас есть численный перевес в десятки, а то и сотни раз, но человек этот всю свою кошмарную жизнь успешно противостоял и не таким испытаниям, более того – вышел из них победителем уже тем, что пережил их. Вдобавок даже результат скачек не определяется одной лишь статистикой; в расчет берутся непостижимые факторы породы и тренировки. И если учитывать подобные факторы в нашем грядущем предприятии, исход его выглядит совершенно иначе даже с учетом огневой мощи и численного перевеса. Так что я совершенно не был уверен, что при таком расчете преимущество – не на стороне Джона Бичема.

ГЛАВА 43

Стоя в толпе леди и джентльменов, обладающих достаточным количеством денег и опрометчивости, чтобы именовать себя «Нью-Йоркским Обществом», нетрудно постичь состояние ума бомбиста-анархиста. Офраченные и разодетые, сверкающие драгоценностями и благоухающие парфюмом легендарные Четыреста Семей города, вместе с их родственниками, свойственниками и приживалами, могут толкаться, язвить, сплетничать и набивать утробы с таким самозабвением,