тоже закуривая. – Вы сейчас готовы заявить, что все мы рождаемся с набором определенных понятий желания и потребности; вероятно, это вполне объяснимая мысль, если бы ее можно было чем-то подкрепить. А ведь наш организм точно знает с самого рождения лишь одно – он обязан выжить. Да, для большинства из нас желание выжить напрямую связывается с матерью. Но тут наши пути с Джессом Поумроем кошмарно расходятся: если понятие матери связано лишь с разочарованием и, в конечном счете, с опасностью, а не с пропитанием и воспитанием, инстинкт выживания заставит такого человека смотреть на мир совсем иначе. И это как раз случай Поумроя. И, я теперь убежден, нашего убийцы – тоже. – Ласло глубоко затянулся. – За это я благодарен Джессу. И Майеру. Но в первую очередь, конечно, – Саре. И я собираюсь лично принести ей эту благодарность.
Крайцлер не замедлил исполнить обещанное. На одной остановке в каком-то крохотном городке он спросил станционного смотрителя, нельзя ли отправить в Нью-Йорк срочную телеграмму. Смотритель согласился, и Крайцлер быстро набросал текст, в котором просил Сару встретиться с нами в одиннадцать у Дельмонико. Времени на переодевание по приезде у нас с Ласло не было, но Чарли Дельмонико видывал нас в нарядах и похуже, так что когда мы очутились на Мэдисон-сквер, ресторатор был радушен и приветлив, как обычно.
Сара дожидалась нас за столиком в главной зале – с видом на парк по другую сторону Пятой авеню и подальше, насколько это возможно, от шумных компаний. Телеграмма заставила ее переживать за наше благополучие, но, увидев нас в добром здравии, Сара исполнилась любопытства. С Крайцлером она заговорила очень мило еще до того, как он принес ей обещанные извинения, чем немало меня удивила: я бы не сказал, что Сара из числа злопамятных барышень, но обычно она весьма настороженно держится с теми, кто ее задевает. Однако я постарался выкинуть из головы странную связь этой пары и сосредоточиться на деле.
Исходя из того, что мы узнали от Поумроя, сказала Сара, теперь мы можем с уверенностью предположить: наш человек, подобно Джессу, крайне трепетно относится к своему физическому облику. И трепетность эта более чем объясняет силу гнева к другим детям – с младых ногтей мишень постоянных насмешек, пария, такой человек неминуемо должен исполниться злобы, смягчить которую одному лишь времени не под силу. Крайцлер тоже склонялся к мнению, что наш человек физически как-то изуродован. Я же, выдвигавший такую гипотезу несколькими неделями ранее, предостерег их от поспешных выводов. Нам уже известно, что в объекте наших поисков – около шести футов росту, он без труда перемещается по стенам с помощью одной веревки и с мальчиком на плечах; следовательно, уродство может затрагивать только лицо, а не конечности, и это несколько сужает диапазон поисков. Крайцлер ответил, что в таком случае он может еще больше сузить этот диапазон: дефект затрагивает лишь глаза убийцы. Ведь этот человек уделяет такое внимание органам зрения своих жертв, какого им не уделял даже Поумрой, а это, по мнению Крайцлера, более чем значимо. Больше того, это все решает.
За ужином Крайцлер настоятельно попросил Сару в деталях изложить, какая, по ее мнению, женщина могла сыграть свою зловещую роль в жизни убийцы. Сару не пришлось долго упрашивать – она сразу заявила, что причиной столь серьезного сдвига могла быть только мать. Жестокая гувернантка или родственница могла бы приводить ребенка в ужас, но если бы тот обращался за утешением к матери, влияние таких фигур вряд ли было бы столь драматичным. Для Сары же было очевидным, что наш человек в детстве не знал такого утешения; это можно объяснить по-разному, но Саре виделось, что эта женщина ребенка не хотела изначально. Ей пришлось рожать, размышляла Сара, в силу ли непредвиденной беременности или же потому, что среда не предлагала ей иной общественно приемлемой роли. Так или иначе, женщина всеми фибрами души ненавидела свое потомство, а потому, предположила Сара, скорее всего наш убийца или был единственным ребенком, или имел крайне мало братьев и сестер: мать не желала терпеть муки деторождения слишком часто. Физическое же уродство одного из детей неминуемо усилило ее неприязнь к нему, однако Сара не считала, что сам по себе дефект этот был решающим для объяснения таких отношений. Здесь Крайцлер с ней