верно?
Я воздел руку:
– Я понимаю, к чему вы клоните, Крайцлер, но само по себе это может ничего и не значить. В то время иммигрантов можно было найти на любой забастовке по всей стране.
Ласло немного помрачнел:
– Да, наверное. Но все же…
Тут в бар влетел юный посыльный в красной униформе с бронзовыми пуговицами – он выкрикивал мое имя. Вскочив, я устремился к нему, и парень сказал, что нас зовет портье. Я помчался в вестибюль, Ласло – следом. Портье уже протягивал мне трубку: звонила Сара и она была не вполне в себе.
– Джон, ты там?
– Да, Сара. Говори, что у тебя.
– Сначала присядь. Похоже. мы на что-то наткнулись.
– Я уже насиделся. Рассказывай.
– Я нашла в «Таймс» об убийстве Дьюри. Они следили за историей почти неделю, а после давали заметками. В статьях – все, что вам нужно о семье.
– Подожди, – сказал я. – Сейчас расскажешь все Крайцлеру, так он сможет записать.
Ласло устроил свою записную книжку на стойке, чем раздосадовал портье, и поднес трубку к уху. И вот что он услышал – я из-за плеча следил за тем, как его каракули покрывают страницу за страницей.
Отец преподобного Виктора Дьюри был гугенотом и покинул Францию где-то в начале века, чтобы избегнуть религиозных гонений (поскольку гугеноты все же были протестантами, а большинство их соотечественников – католиками). Он эмигрировал в Швейцарию, однако и здесь его семье удача не улыбнулась. Его старший сын, Виктор, священник кальвинистской церкви, решил попытать счастья в Новом свете, куда отбыл в середине века. По приезде он обосновался в Нью-Полсе – городке, основанном в XVIII столетии голландскими протестантами и ставшем пристанищем для сотен французских гугенотов. Здесь Дьюри основал небольшое движение евангелистов на средства жителей города и в течение следующего года перевез жену и сына в Миннесоту, намереваясь нести протестантскую веру племенам сиу (пока индейцев не выжили еще дальше на запад, в Дакоты). Хорошего миссионера из Дьюри так и не вышло: он был крут и нетерпим, и на индейцев его красочные картины гнева Господня на отступников и неверующих, но сравнению с которыми все преимущества жизни во Христе блекли, произвели не очень хорошее впечатление. Группа в Нью-Полсе, финансировавшая его, уже была на грани того, чтобы отозвать незадачливого миссионера, но тут началось Великое восстание сиу 1862 года – самый значительный конфликт в истории отношений поселенцев и аборигенов.
Семейство Дьюри лишь чудом избегло участи, постигшей множество их белых братьев в Миннесоте. Но пережитое натолкнуло преподобного на новый замысел, который, по его убеждению, оправдывал продолжение его миссии. Раздобыв дагерротипную фотографическую камеру, он принялся усердно снимать зверски изуродованные тела белых, а вернувшись наконец в Нью-Полс в 1864 году, неожиданно прославился – хоть и не в том смысле, в каком принято стремиться к славе. Он демонстрировал свою огромную коллекцию снимков городским толстосумам. С его стороны то была явная попытка напугать этих положительных солидных господ, чтобы те выделяли больше денег на его миссию, но попытка эта дала осечку: фотографии расчлененных трупов были столь ужасны, а поведение Дьюри при их демонстрации столь беспокойным, что многие всерьез задумались о его вменяемости. Он быстро превратился в нечто вроде парии, от него отвернулась паства, о церковной же должности теперь и вовсе не приходилось помышлять. В итоге ему пришлось смириться лишь с местом смотрителя Голландской кальвинистской церкви. Неожиданное прибавление – в 1865 году у него родился второй сын – только больнее ударило по материальному положению семьи, и в результате Дьюри были вынуждены перебраться в крошечную лачугу за городом.
Хорошо зная о бурных истории и поведении незадачливого священника и не будучи осведомленными – как и большинство белого населения восточных штатов – о привычках индейцев, жители Нью-Полса не задавались лишними вопросами, когда им в 1880 году объявили, что убийство Дьюри – дело рук мстительных сиу, решивших наказать преподобного за его дела в Миннесоте двумя десятилетиями ранее. Однако все равно ходили разговоры (как всегда, источник пожелал оставаться неизвестным) о скверных отношениях между семьей священника и их старшим сыном Адамом, который предпочел семейному очагу карьеру фермера в Массачусетсе задолго до убийства. Поговаривали,