же не исключал возможности, что приступ действительно вызван грохотом разбушевавшейся стихии. Так или иначе, это, вне всякого сомнения, могло служить примером временного помешательства, в связи с чем дело не могло представлять для нас никакого интереса.
На следующий день Крайцлер пригласил с собой Сару для участия в расследовании дела Николо Гароло, иммигранта, проживавшего на Парк-роу: тот серьезно порезал свою невестку и ее трехлетнюю дочь после того, как малышка якобы пожаловалась, что Гароло хотел сделать ей «больно». В данном случае «больно» для Ласло совершенно определенно значило попытку домогательства, а поскольку все действующие лица были иммигрантами, дело представлялось вдвойне интересным. И хотя семейные узы весьма снижали пользу этого примера для нашего расследования, пострадавшая невестка снабдила Сару весьма любопытными деталями, пригодными для постройки образа «воображаемой женщины».
В дополнение ко всему, дважды в день нам приносили газеты, которые надлежало внимательно просматривать в поисках ценных крупиц информации. Процесс был довольно косвенным, поскольку нью-йоркская пресса после случая в Кэсл-Гарден мало-помалу перестала освещать убийства мальчиков-проституток. При этом группа граждан, собравшаяся было нанести визит в Городскую ратушу с целью выяснения всех обстоятельств, так и не организовалась. В итоге краткая вспышка интереса к делу, замеченная за пределами иммигрантских трущоб после убийства ибн-Гази, была умело и быстро потушена, оставив ежедневным изданиям на откуп лишь сообщения о других убийствах в разных концах страны. Их-то мы и штудировали терпеливо, в надежде собрать больше элементов, полезных следствию.
И это был тяжкий, монотонный труд. Если Нью-Йорк по праву считался американской столицей насилия, в частности – обращенного на детей, остальные Соединенные Штаты тоже изо всех сил старались не уронить свою статистику в грязь. Скажем, взять бродягу из Индианы (некогда помещенного в клинику, но не так давно признанного вменяемым и отпущенного на волю): он жестоко убил детей женщины, которая имела неосторожность нанять его для работ по дому. Или тринадцатилетнюю девочку из Вашингтона, которую нашли в парке Рок-Крик с перерезанным горлом – при полном отсутствии подозреваемых, равно как и мотивов злодеяния. А чего стоил святой отец из Солт-Лейк-Сити, убивший как минимум семерых девочек и сжегший их останки в печи. Мы не пропустили ни одного из этих дел, больше того – каждый день приносил с собой новое леденящее душу событие или злодея, с которыми сопоставлялся проступающий портрет нашего убийцы. Разумеется, подавляющее большинство инцидентов совершалось в состоянии временного помешательства: обычные вспышки ярости, вызванные алкоголем и наркотиками, – эти миновали с восстановлением трезвости, – либо мозговые расстройства (как это бывает при редкого типа эпилептических припадках), перетекавшие в ремиссию сами по себе. Но иногда нам попадались преступления, тщательно спланированные и подготовленные. И если при этом результаты психиатрического освидетельствования просачивались в печать, или же публиковались репортажи с судебных заседаний, у нас появлялся шанс выискать в тексте зерна смысла.
К поискам Крайцлер привлек даже слуг – либо как живые иллюстрации, либо непосредственным участием. Я уже повествовал о собственных теориях касательно Мэри Палмер и возможной параллели между ее делом и нашим. Все мои мысли надлежащим образом были взвешены и тезисно занесены на доску, хотя Мэри пребывала в неведении относительно собственного скромного участия в расследовании, поскольку Ласло продолжал настаивать, чтобы ее как можно меньше посвящали в суть нашего дела. Сайрус же наложил лапу на большую часть материалов, розданных нам Крайцлером, и поглощал тексты с жадностью. Присутствуя на собраниях, он хранил молчание, рот открывал лишь в тех случаях, когда к нему обращались с прямым вопросом, но в такие моменты являл чудеса проницательности. К примеру, как-то раз на очередном полуночном заседании, когда мы разбирали по косточкам особенности умственного и физического состояния убийцы непосредственно после совершения преступления, коса наших умов уперлась в камень полного отсутствие у всех нас подобного опыта. Все мы, разумеется, помнили, что среди нас имеется тот, кто хотя бы раз отнял жизнь другого человека,