делать свое дело?
— Да не капризы это, пойми. Министр прав: в правительстве должна быть своя дисциплина.
Мамуне только лишний раз убедился, что в споре с Бен Тов всегда его побьет — у него мощная аргументация.
— Я не считаю важным обращаться к премьер-министру: имей в виду — вовсе не потому, что министр обороны настаивает, а потому что я сам так думаю. Диверсия на самом деле неприемлема по чисто политическим соображениям. Премьер все равно откажет, ты только поставишь всех в неудобное положение.
— В толк не возьму, как можно даже эти слова произносить — «неудобное положение» — в данных обстоятельствах, — голос Бен Това оставался спокойным, но он сам явно едва владел собой.
— Считай, что это приказ. Больше к этому не возвращаюсь.
— Прекрасно.
— Что значит — прекрасно?
— А то, что я все равно займусь спасением своего агента. Не допустить же, чтобы ему там глаза выдавили. Они сначала подцепляют ложкой глазное яблоко, а потом тянут наружу, пока нерв не оборвется. Он тяжело посмотрел на Мемуне. — Вам бы этого не хотелось, правда же?
— Да организуй ты его спасение как хочешь, только забудь дурацкую идею насчет диверсии.
После ухода мятежного посетителя Мемуне в который уж раз решил про себя, что надо с этим грубияном что-то делать, дальше терпеть его в отделе невозможно.
А Бен Тов, вернувшись к себе, немедленно позвонил Мордехаю Порану в канцелярию кабинетов министров.
— Мордехай, это Бен Тов. Ну что, оправился с прошлого четверга?
— Не особенно. После такого проигрыша неделю в себя не придешь.
— Я перехожу на преферанс, так что утешься.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Да, побудь у себя, сейчас приду.
У Порана он уже не шутил:
— Послушай, Мордехай, мне нужна помощь. Вопрос жизни.
— Так для чего друзья существуют?
Поран дружески усмехнулся — этот невысокий энергичный, щеголеватый человек был некогда школьным приятелем Бен Това, а ныне возглавлял аппарат премьер-министра. Старая дружба выдержала испытание даже еженедельными встречами по четвергам, когда молчаливые сражения в покер сопровождались шумными словесными баталиями, вызванными политическими разногласиями игроков.
Бен Тов посвятил приятеля в свои проблемы ровно настолько, насколько это было необходимо. Об остальном он отозвался просто:
— Тут ты должен верить на слово — все же тридцать лет меня знаешь.
Когда он закончил, Поран заговорил не сразу:
— Наш премьер скор на расправу, — сказал он наконец. — К тому же сосредоточиться на одном деле не может. И больше всего ненавидит кабинетные дрязги. Если уж встрянет — тут он боец, но самому нарываться — увольте!
— Это я все знаю.
— И все равно хочешь натравить его на министра обороны?
— Не хочу. Надо.
Мордехай призадумался, почесал в затылке:
— Боюсь, пустая затея, — он с сожалением покачал головой. — Не получится.
— Должно получиться, Мордехай. Моя интуиция подсказывает: наш премьер, хоть и вздорный тип, но по сути дела истинный патриот и болеет за страну, он не станет держаться за эту поганую субординацию, когда речь идет о реальной опасности.
— А его миротворческие высказывания?
— Неужели все эти сомнительные игры заслонят от него настоящее дело? На этом процессе мирного урегулирования все помешались, а ему грош цена.
— Ты многого от него хочешь, Шайе. Пойдешь к нему сам?
— А что остается?
— Ну подожди.
Поран вышел. Бен Тов принялся прикидывать в уме, что он скажет премьеру, сам себе выдвигая возражения и сам же на них отвечая. Он репетировал даже взгляд и придумывал уловки, которые привели бы к желанной цели.
— Тебе повезло, — объявил, входя, Поран. — Он тебя помнит с того заседания. Похоже, ты произвел на него впечатление. Готов встретиться прямо сейчас, но не больше чем на десять минут.
— Сверх всяких правил, а? — хмыкнул Бен Тов.
— Если он поймет, что ты просто псих, — ну мне и достанется!
— Не бойся, — утешил его Бен Тов. — Работу ты, конечно, потеряешь, но мою дружбу — ни за что.
Кабинет премьера был рядом, по другую сторону коридора. Красная лампочка над дверью погасла, зажглась зеленая.
— Он и мне велел присутствовать. Смотри, покороче излагай и поконкретнее. Чем меньше у него пробудешь, тем меньше вероятность, что он тебя выгонит. И стрелять не посмеет.
Премьер сидел за столом, на нем была рубашка с коротким рукавом, перед ним лежали только папки. Он был занят: снял одни очки, надел