отозвались так скоро на мою просьбу.
— Мы же друзья, господин Баум! Чем могу вам помочь?
— Мы разыскиваем мужчину и женщину, прилетевших из Дамаска. — Баум подробно объяснил Азизу, как они выглядят. — Мне пришло в голову, что они могли остановиться в одном из домов, где снимают квартиры ваши соотечественники. Я отнюдь не уверен, что это именно так, но проверить не мешает. Не могли бы вы поспрашивать? Но только так, чтобы не вызвать подозрений.
— Я поступлю, как в прошлом году, когда вы обращались по поводу того тунисского дела, помните?
— Отличная была работа!
— Благодарю.
— А много времени это займет?
— Придется проверить адресов десять-двенадцать, где скрываются приехавшие нелегально и, стало быть, это места тайные. День понадобится, не меньше.
— Попробуйте порасспрашивать таксистов.
— Сделаю все, что смогу, будьте уверены.
На этих словах Азиз — маленький тощий человек в замызганной одежде — улыбнулся и исчез.
Однако ни Азизу, ни всей команде, созванной с вечера Баумом, не удалось обнаружить ничего стоящего внимания. Девицы, попавшие под подозрение, ничем его не оправдали. Одна оказалась проституткой, которая ездила навестить родных и теперь вернулась на свое «рабочее место» — улицу Фобур Сен-Мартен. Из остальных лишь одна имела отдаленное сходство с описанием Расмии, а из мужчин тот, который более или менее подходил под описание профессора Ханифа, оказался старшим официантом в ресторане отеля на Левом берегу.
Никто из осведомителей Азиза — знатока арабского андерграунда в Париже — не смог ничего узнать о вновь прибывших.
— Попробовать все равно стоило, — мрачно заметил Баум, рассказывая Алламбо о событиях ночи. — Все время надо что-то делать, в одну точку долбить, — где-то и повезет.
— Как же они ускользнули?
— Наверно, расстались там, где делали пересадку — это, в общем, было разумно. Да к тому же, чтобы еще подстраховаться, в иммиграционных картах указали ложные адреса. Но попробовать найти их по картам все же стоило, я уверен.
Он со вздохом повернулся к стопке бумаг на своем столе. С самого верху лежала отпечатанная на машинке записка от его секретарши: «Подпишите, пожалуйста, дипломатический лист. С набережной Орсей уже дважды звонили».
Министерство иностранных дел еженедельно присылало в ДСТ список аккредитаций дипломатов, его следовало подписать и вернуть. Подпись Баума была обязательна. Как правило, он проявлял самый серьезный, по мнению некоторых, даже излишний интерес ко всем этим Борисам, Василиям, Дуайтам и Ахмедам: запрашивал архивы, рылся в картотеках в поисках каких-то связей, несоответствий или совпадений, которые могли бы дать контрразведке повод для наблюдения.
— Архивы — это все, — поучал он новичков. — Без них ты просто полицейский в штатском. А с ними — страж государственной безопасности.
Все эти его присказки имели целью встряхнуть мозги юнцов, которые только и умеют выдувать шарики из жвачки и делать умный вид.
Он позвонил мадемуазель Пино.
— Прошу извинить. Я был очень занят. Больше такое не повторится.
Он поставил свою подпись и бегло глянул на перечень означенных там имен, каждое из которых сопровождалось указанием страны и должности. У румын, видно, передышка. Болгары прислали кого-то на замену первого секретаря посольства, прежний сильно пил и недавно набезобразничал в отеле Риц. Одно имя русское: Игорь Васильевич Беляев, Советский Союз, временно аккредитован как второй секретарь посольства, сфера интересов — коммерция. Прибыл 15 июня.
— Пари держу — кэгэбэшник, — сказал Баум и, обращаясь к мадемуазель Пино, ткнул в список толстым пальцем. — Принесите-ка мне его папку из архива.
— А если на него нет папки?
— Есть. У меня с памятью пока порядок.
И правда, папка нашлась: некий И.В.Беляев четыре года назад недолгое время — всего четыре месяца — работал в советском посольстве в Париже. Его опознал перебежчик, бывший сотрудник торгпредства, он утверждал, что Беляев — сотрудник КГБ. Большинство подобных заявлений данного перебежчика за последние годы оказывались правдивыми. Досье ничего не сообщало о том, какого рода сведения добывал Беляев для своего начальства, зато тщательно фиксировало его передвижения. После Парижа Беляев работал в Москве, потом в Тегеране, а последние два года в Дамаске.
Баум несколько удивился, с чего бы это среднего ранга кэгэбэшник (он сделал заключение