Друзья просят не обращаться за этими данными к французским коллегам. Известите меня самым срочным образом, когда что-либо выясните. Уолтерс.

— Комментарии излишни, молчу, — произнес Уолтерс. — Вам виднее.
— Вот именно. Если мне очень-очень повезет, то это послание получит именно тот, кому оно предназначено. И тогда беспокоиться не о чем. Клиент не дурак и, стало быть, придет именно к тому выводу, который требуется.
Они поднялись и пошли через парк.
— Спасибо, — только и сказал Бен Тов, прощаясь с Уолтерсом на улице Рабби Акива.
— Как-нибудь вы мне расскажете больше, чем сегодня, — отозвался Уолтерс.

Глава 8

Весь следующий день Расмия и Эссат провели в отеле. Такое в группе существовало правило: когда оружие уже в руках боевиков, то все, кто причастен к делу, остаются на своих местах вплоть до часа, на который назначена акция. Они сидели каждый в своей комнате — Эссат лениво листал журналы, а Расмия читала французский роман в дешевом издании — профессор недавно велел ей как следует заняться французским. В полдень Эссат постучал в перегородку:
— Пошли перекусим.
Они встретились внизу, в полутемном баре, съели по сэндвичу — ветчина на пресном хлебе — и выпили по чашке очень крепкого и очень горячего кофе. Когда возвращались через холл, незнакомый парень спорил с синьорой в рецепции: поскольку у него при себе не было багажа, синьора требовала уплаты вперед, парень шарил по карманам в поисках денег. Говорил он на ломаном итальянском, и в голосе явственно слышались арабские гортанные раскаты. Синьора его не жаловала, однако Эссат и Расмия, поднимаясь по лестнице, услышали, как звякнул брошенный на конторку ключ. Молодой человек догнал их на лестнице — ему достался номер как раз напротив комнаты Эссата. Открывая ключом дверь, он спросил:
— Сортир-то хоть есть в этой дыре?
— В конце коридора. Ты что, по запаху не слышишь?
Новый сосед засмеялся:
— А ванна?
— Этажом ниже.
— Вы надолго сюда?
— Да нет, день-два. Отсюда — во Флоренцию.
— А я из Туниса. Завтра или послезавтра переберусь к приятелю.
Эссат произнес в ответ что-то невнятное и, войдя к себе, закрыл дверь. Тут же звякнула задвижка в комнате Расмии — пока молодые люди переговаривались, она выжидательно стояла в коридоре. Эссат лег в надежде подремать немного. Видимо, он и в самом деле заснул, потому что не слышал, как открылась дверь напротив; пол в коридоре не скрипнул, записка вползла под дверь бесшумно. Повернувшись на кровати, он обнаружил ее на полу. «Выполняй свою миссию, как они велят. Меры приняты — намеченные жертвы не пострадают. Ты тоже. Спокойно возвращайся в Дамаск. Удачи тебе.»
Он достал из кармана газовую зажигалку и сжег записку на мраморной крышке прикроватной тумбочки. Пепел аккуратно сгреб и высыпал под грязный, весь в пятнах, потертый ковер. Не стоит, решил он, ломать себе голову над тем, как это они рассчитывают обезопасить и его, и летный экипаж. Что-нибудь одно. Если они останутся живы, попадает под удар он. И наоборот. Но это его расчет. А уж как они там в Иерусалиме собираются совместить несовместимое, какой для этого фокус изобретут — не его ума дело. А раз так — он снова ляжет и еще раз попытается уснуть.
На следующий день в пять пополудни Эссат позвонил в аэропорт. Самолет компании «Эль Аль» из Тель-Авива опаздывает на десять минут. Вдвоем со своей спутницей он пошел к Пьяцца делла Репубблика. По дороге выпили в баре по чашке кофе экспрессо и на площади оказались как раз к 18:00. Там сели на скамейку с западной стороны — отсюда отлично был виден поток машин, спешащих с Виа Терме, чтобы, обогнув площадь, попасть на Виа Национале. У Эссата была с собой газета «Ля стампа». Они сидели рядом — с виду обычная парочка, без цели слоняющаяся по городу. Ни вчера, ни сегодня они не разговаривали, будто у них и общего ничего нет, так — посторонние люди… Машины неслись сплошным потоком, изредка поток прерывался светофорами.
— Они сейчас могут появиться, — произнес он.
— Да. Я вижу нашего парня на углу Виа Национале — смотрит в нашу сторону, ждет твоего сигнала.
— Далеко отсюда отель «Коммендаторе?»
— Один квартал. Метров пятьдесят, наверно.
Расмия отвечала коротко, будто нехотя. Но Эссат чувствовал, что ему необходимо говорить с кем-нибудь — хотя бы даже с этой холодной, погруженной в себя спутницей, которую их миссия, похоже, ни